Любовь в Средние века. Сергей Кочеров История любви. Любовь в средние века
В этой заметке я, конечно, не претендую на полное раскрытие темы: очень уж она обширна. Просто изложу некоторые факты, которые нужно принимать к сведению, когда мы рассматриваем сюжеты истории средневековья.
Во-первых, брак никакого отношения к любви не имел. С римских времён и до Высокого Средневековья брак был исключительно гражданским институтом, заключавшимся в высшем сословии с помощью юридических процедур (заключение контракта), а в других сословиях и вообще «по-простому» (вплоть до умыкания невест). Движущей силой всегда был расчёт, и не только у аристократов: завладеть хорошим приданым, укрепить дружбу с другим правителем или вилланом из соседней деревни.
У Вальтера, наконец, был регулярный доход. В поздней работе Вальтер также писал религиозные и мировые стихи. Вальтер фон Вогельвейд долго и долго работал над немецкой поэзией, затем был забыт и начало. Менстельство было ограничено несколькими духовными и культурными центрами империи. Миннесанг был исполнен в первую очередь на королевском дворе, на землевладениях Тюрингии резиденция Вартбург, суд Бабенбергера в Вене, резиденция графа Палатина на Рейне в Гейдельберге и других крупных провинциальных центрах.
Любовь и сексуальность в замке
Идеалистическая любовь страждущего рыцаря и оговорки церкви против сексуальной свободы в искусстве, литературе и повседневной жизни отличались от средневековой грубости, которая иногда отражалась на иллюстрациях, портретах и памфлетах, а также в текстах светской поэзии.
Общеупотребимым церковным таинством брак стал на Западе веках в 12-м - 13-м, а в Византии - на рубеже 13-го и 14-го веков (на Руси примерно тогда же). Но это не вызвало дерационализацию семейных отношений. Христианская церковь имела совершенно определённое мнение на этот счёт: мужчины и женщины создают семьи только для того, чтобы продолжать род человеческий. Заниматься плотской любовью ради получения удовольствия - большой грех (потому противозачаточные средства, если я не ошибаюсь, под запретом у католиков до сих пор); к жене следует относиться с уважением, и не более, поскольку любовь к ней отвлекала бы христианина от главного - любви к Богу. Священники избавлялись от такого соблазна, принося обет безбрачия.
На самом деле, церковь приняла только брачное общение. «Чрезмерное желание», гомосексуализм, блуд, прелюбодеяние и «ненормальные» сексуальные практики категорически отвергали ее. Даже нагота человека после грехопадения считалась знаком расстояния от Бога. Суставные и слабо одетые женщины и мужчины, задерживающиеся в бане, также вызвали обиду.
В замках, как предполагает фольклорная традиция, это не должно было быть чисто пуританским. Совместное посещение бань мужа и жены, слегка одетых женщин на банкетах и маленьких прекрасных манерах стола, показало признаки, достаточные для свободного образа жизни, в том числе сексуальной жизни. Как символ безудержной сексуальной жизни всегда должен служить пояс целомудрия, которым владел замком его жена, когда он отправился в путешествие. Честность или Венусгуртел иногда из-за того, что со средневековыми замками ему нечего делать.
Женились и выходили замуж очень рано: брачный возраст для мужчин наступал в 14 лет, для женщин - в 12, но помолвки заключались ещё раньше, когда жених и невеста были совсем детьми. Таким образом, у молодёжи не было никакой возможности хоть немного поучаствовать в выборе пары - чтобы подобранный родителями вариант был если не привлекательным, то хотя бы терпимым. Правда, члены высокопоставленных семей в любом случае не видели своих невест до свадьбы. Иногда это приводило к очень неприятным казусам, когда выяснялась полная сексуальная несовместимость новобрачных.
Церковь и брак 1 Брак с точки зрения Церкви 2 Влияние церковного влияния. В предисловии к книге Майкла Шретера о брачных процессах Норберт Элиас упоминает в умах многих существующих представлений о том, что брак и семья по существу одинаковы во все времена и во всех обществах. Но он подчеркивает, что и брак, и семья могут быть изменены.
По словам Майкла Шретера, сегодня брак переживает «кризис». Долго и в наши дни брак был единственной законной формой гендерных отношений. Когда любовь, кажется, останавливается, брак быстро прекращается. В качестве очень важного условия для брака в современном западном мире рассматривается любовь между двумя людьми. Это было бы импульсивно относиться к любви, что это удивительное явление, которое всегда терпело. Один из вопросов, которые будут обсуждаться в этой статье, касается любви между супругами в средние века.
Этим, наверное, объясняется тёмная история со второй женитьбой Филиппа-Августа - на Ингеборге Датской, которая после первой же брачной ночи отправилась в заточение, а жених начал поиски новой невесты; московский князь Семён Гордый не смог довести до конца свой второй брак, поскольку ему чудилось, будто жена пахнет мертвечиной; Лешко Чёрный прожил жизнь в вынужденно целомудренном браке с Агриппиной Ростиславной.
Были ли отношения между мужчиной и его женой любовью? Была ли любовь в средние века? Эти вопросы включены в комплекс вопросов о том, как брак произошел в средние века и жил. Поскольку брак - это социальный институт, который все еще существует сегодня, вопрос о браке в средние века, безусловно, неинтересен и помогает отражать сегодняшние процессы и события в области брака более рефлексивным образом.
Понятно, что мы не можем говорить о «браке» в средние века, поскольку период, считающийся Средневековым, составляет примерно одно тысячелетие, и в этот период в области брака произошло много изменений. Первое, что нужно сделать, это начать брак, сам брак. Здесь рассматривается первый брак в раннем средневековье, а затем брак в более поздние века, в котором церковь повлияла на брак.
Но чаще случалось иначе: мужчина исправно делал жене детей, а для утех находил других женщин, как правило, простого звания. Писателям 19-го века оставалось придумывать романтические истории об Агнессе Сорель, о Бланке Ланчия (матери Манфреда), о прекрасной еврейке Эстер, рожавшей бастардов Казимиру Третьему, и о других подобных персонажах. Не уверен, что в этом контексте стоит говорить о любви: монархам были нужны развлечения, а красивые простолюдинки, конечно, не могли отказать им в этом. Вассалы не видели в этом ничего плохого - до тех пор, пока любовницы и бастарды их сеньоров не оказывались в опасной близости к престолу. А тогда начинались бунты: галицкие бояре сожгли заживо любовницу Ярослава Осмомысла Настасью и заставили своего господина вернуться к жене. Но некоторым бастардам всё-таки удавалось получить престол в порядке исключения. Так пришли к власти Трастамарский дом в Кастилии, Авиза и Браганца в Португалии. Кстати, Елизавета Петровна родилась вне брака, но на престол взошла, а Романовы-Голштейн-Готторпские происходят от её старшей сестры Анны, тоже незаконнорождённой.
Пункт 3 касается семейной жизни. Какова была позиция супруга и супруги в браке? Каковы были ваши отношения друг с другом? Проблемы включают сексуальность, прелюбодеяние и развод. Еще одна тема - под церковью и браком. Как церковь увидела брак? Какое влияние оказало влияние церкви на институт брака?
Пункт 5 посвящен теме любви к браку, о которой уже говорилось выше. Разве любовь играла роль в выборе помощника? Было ли что-то вроде любви между супругами в средние века? Поскольку эти вопросы также касаются нашего имиджа и наших идей о браке, интересно посмотреть, какой брак выглядел в средние века.
Вот женщины в своей личной жизни были намного более ограничены. Это понятно: наследников они должны были рожать именно от мужей. К тому же женщина - виновница грехопадения, «сладкое зло», управляющее миром. От неё требовалось соблюдение единственной заповеди, универсальной для феодальной эпохи: женщина должна была сохранять верность мужу. На той же верности, как ни странно, была основана и куртуазная любовь. У настоящего рыцаря должна быть дама сердца, и в качестве таковой часто выбирали жену сюзерена, делая её объектом платонического обожания. Дама сердца=сеньора; любовь оказывалась разновидностью вассалитета, подобно религии (мы же помним, как умирающий Роланд вручал перчатку Богу, своему верховному сюзерену). Мужу дамы не о чем было беспокоиться: поклонники его жены сохраняли верность и ему, ничего не требуя от любимой. Всё, что получил от королевы Гвиневры Ланселот (если верить куртуазной версии сюжета), - один-единственный поцелуй. И тот был подарен ему после принесения вассальной присяги.
В начале брака это брак. Это было не так много веков назад. То, что пред-свадьбу «выбор мужа» выглядело в средние века, объясняется в 1, поскольку эта тема тесно связана с аспектом любви. В этой главе рассматриваются только формы брака и брака, начиная с германского закона.
Брак был в раннем средневековье, первоначально чисто светским актом. Поскольку в соответствии с немецким законодательством существовала не только форма брака, формы брака также отличались друг от друга. Следует различать Мунтехский, Фриделехский, Кебшехский и ограбление или брак по похищению. Теперь будут подробно объясняться различные формы брака и связанные с ним формы брака.
Правда, были у этого сюжета и другие версии. Некоторые пишут, что доблестного рыцаря застали в постели с женой его короля, из-за чего Ланселоту пришлось перебить кучу народа. Изольда тоже была замужем - за королём Марком, но всё же полюбила Тристана и отдалась ему. Для автора романа эта любовь безусловно греховна, и она приводит героев к ужасному концу, но важно отметить, что они ни в чём не виноваты: случайно выпили приворотное зелье, предназначавшееся для Изольды и Марка, и с тех пор ничего не могли с собой поделать. Несчастный случай, если можно так выразиться.
Мунтех, образованный в раннем средневековье, обычная и наиболее распространенная форма брака, в которой брак был заключен контрактом между двумя кланами будущих супругов, но жених должен был быть на ранней стадии лидирующей роли в заключении контракта. Роль его родственников тогда заключалась в одобрении и поддержке его рекламы. Согласие невесты, которая была единственным объектом контракта, не легально повлияла на нее из-за ее существующей опеки. Однако преобладающее мнение о том, что невеста было просто замужем, не принимая во внимание ее волю, не может быть доказано в источнике.
Таковы два главных сюжета средневековой литературы о любви: Тристан и Изольда, Ланселот и Гвиневра. Оба о любви замужней женщины и вассала её мужа. Тема опасная, в каком бы душеспасительном ключе она ни раскрывалась, к тому же с 13-го века женщины высшего и третьего сословий всё активнее читали книги. Если верить Данте, именно история о жене Артура спровоцировала начало преступной любовной связи между Паоло Малатеста и женой его брата Франческой («В досужий час читали мы однажды// О Ланчелоте сладостный рассказ»). В результате старший из братьев Малатеста стал Каином… А Данте, встретив два бесплотных духа в соответствующем круге ада, горюет не только о страшной судьбе двух влюблённых, но и о том, что понесённое ими наказание вполне заслуженно.
Хотя ряд прав позволяют лотерею фактически заключать брачный контракт, они признают, что согласие невесты на ее брак требуется. Воля будущей жены, особенно с века, стала более важной для брака. Понятно, что стороны договора изменились. Во-первых, контракт между двумя кланами был закрыт, позже контракт был в руках самого жениха.
При заключении контракта преобладал термин «взаимодействие». Клан невесты взял на себя этот контракт с женихом или его кланом, чтобы он передал жену и завладел ими. Обручение было привязано к определенным юридическим символам и ритуалам. Для ряда штаммов некоторые предметы, такие как Как перчатка, меч или пальто, представленные в качестве символа скорейшего перехода насилия над женщиной. Как ритуалы обручения, церемония коленей невесты, поцелуй помолвки и обручальный напиток были переданы. Был также обычай, чтобы жених представлял объект невесте, чтобы символизировать ее связь.
Бывали и другие примеры пагубного влияния романов на умы. Любовь двух нормандских дворян к невесткам французского короля Филиппа Красивого не нашла своего певца, но стала, как говорят, дальним поводом к Столетней войне. Ну да Бог с ним.
Сам Данте, кстати, любил свою Беатриче во вполне средневековом духе: «гений чистой красоты», полурелигиозный символ, бесплотное существо, место которого в раю, а не на земле. Там он её и поместил, рядом с Иисусом Христом; а на земле у Данте была жена, Джемма Донати, и по крайней мере трое детей.
Вероятно, это послужило для римской модели кольцом. Это означало, что, поскольку согласие невесты было необходимо, в то же время праздничный подарок. В обязанности также входит жених, выплачивающий свадебный подарок или, по крайней мере, часть его клану, а затем самой невесте. В франконский период приданое, которое должны были оказать родственники, было значительным.
Завоевание сопровождалось свадебной церемонией, торжественной доставкой девушки в кругу родственников, на которой невеста была передана мужу. Таможня частично соответствовала таковым обязательства. Передача предметов, таких как меч, шляпа или пальто, символизировала то, что теперь человек действительно получил власть над женщиной. Другим символическим актом стала невестка, попавшая в обученный мужчиной ботинок. Однако после участия и свадьбы оба человека не были супругами. Скорее, брак произошел после последующего возвращения на родину невесты в дом мужчины, свадебный пир и публика, перед родственниками была проведена борьба брачной постели, которая в средние века превратилась в символический акт.
Вывод понятен: о любви люди средневековья могли почитать в книгах, коли были грамотны, а жизнь шла своим чередом - отдельно от высоких чувств. И шла неплохо. По крайней мере, человечество не вымерло, а это уже дорогого стоит).
Обычно утверждается, что христианство устанавливает новые отношения между Богом и человеком и что их связывает любовь. Вообще для христианских мыслителей характерно желаемое выдавать за действительное, поскольку они замыкаются в пределы религии, да одной из религий, и в пределы исключительно морали, в которой сущее и должное не смыкаются, но должное постулируется как сущее: Бог есть любовь.
Однако расширение брачной постели продолжало играть решающую роль, особенно для создания гражданского общества. После ночи невесты муж подарил жене подарок приданого, чтобы стать хозяйкой. Еще одним обычаем, который пришел в христианскую эпоху, был брак обоих супругов с церковью, чтобы почувствовать священное благословение, в котором женщина носила специальный головной убор.
Она была особенным персонажем в том, что если мужчина хочет иметь больше женщин, ему не разрешат входить в Мунтех с кем-либо другим, поскольку только одна может быть домохозяйкой. Другой формой брака в раннем средневековье был Фриделех. В этом легкомысленном браке брак пришел через консенсус между мужем и женой, общественным домом и контрактом на кровать. Однако церемония бракосочетания не проводилась, так как женщина не ходила под мужским мунтом. Также женщина не получала подарков для новобрачных, но точно так же, как в утренние часы после брачной ночи, утренний подарок.
Заповеди: «Возлюби Бога твоего всем сердцем твоим», «Возлюби ближнего твоего, как самого себя» - считать ли их важнейшими принципами христианской морали или существенно новым отношением к любви? Прежде всего здесь нет новизны. Любить богов и ближнего умели или желали и язычники, да еще как, вплоть до воссоздания их прекраснейших образов. Но отличие христианства от язычества проявилось именно в отказе от эстетики, от восприятия природы и действительности.
Гёц выражает по отношению к Фриделею, ограничивая, что этот источник в источниках под этим термином мало засвидетельствован, и их содержание поэтому неопределенно. В дополнение к жене, с которой он получил «Мунтех», человек мог, если бы мог себе это позволить экономически, иметь несколько Фрильферрауэн. Однако одной женщине, видимо, не разрешили пойти на несколько мирных ярмарок. Фриделех часто заключался в случае нарушения статуса между двумя партнерами, поскольку эта форма брака не приводила к общению супругов, а жена находилась в более сильном юридическом положении, чем ее муж по отношению к своему мужу, поскольку она не находилась под его мнением.
Отсюда упор на моральном аспекте бытия, на моральном принципе, в отличие от язычества, конкретно греческой античности, в которой упор всегда на всеобъемлющем эстетическом аспекте бытия, при этом должно иметь в виду, что у греков эстетическое заключало в себе и законы государства, и мораль во всех ее проявлениях.
Соответственно существенно отличны, контрастно противоположны античная и христианская концепции любви. Только не в пользу последней, как полагают христианские мыслители. Серен Кьеркегор в «Произведении любви» (1847) утверждал (и это после эпохи Возрождения и Просвещения), что только христианская любовь обладает моральной ценностью, мол, лишь с утверждением христианства впервые в европейской истории любовь становится принципом не только поведения, но и морали.
Благородные женщины, в частности, войдут во Фриделех, если они не захотят подчиняться силе человека, возможно, даже ниже по чину. Также в браке мужчины в семье часто выбирали Фриделех. Кешех мог быть основан на мужской команде. Например, даже против женщин, захваченных во время войны, эта форма брака может быть применена. Более старый германский закон не знал различия между грабежом и похищением людей. Под грабежом понималось любое удаление девушки от власти ее опекуна против его воли. Воля самих ограбленных не имела никакого значения здесь.
Спрашивается, кто придерживался этого принципа поведения и морали за столетия и тысячелетия европейской цивилизации? Может быть, Августин Блаженный (354-430)? Утверждают даже, что христианская любовь не имеет ничего общего с античным эросом.
«Я прибыл в Карфаген; и стали обуревать меня пагубные страсти преступной любви, - пишет в «Исповеди» Августин, что звучит, как отрывок из новеллы эпохи Возрождения. - Еще не предавался я этой любви, но она уже гнездилась во мне, и я не любил открытых к тому путей. Я искал предметов любви, потому что любил любить; прямой и законный путь любви был мне противен. У меня был внутренний глад пищи духовной - Тебя самого, Боже мой; но я томился не тем гладом, алкал не этой пищи нетленной: не оттого, чтобы не имел в ней нужды, - но по причине своей крайней пагубной суетности.
Грабеж привел к вражде клана жены, потому что возвращение ограбленного было только для того, чтобы вызвать вражду. Если она не увенчалась успехом или не осталась, супружеская община продолжала существовать. Различие между грабежом и похищением относилось к веку развития, в котором волеизъявлению женщин придавалось большее значение.
Затем было объявлено о грабеже, когда женщину привели против ее воли от власти ее опекуна. Ее возвращение к правителю часто приказано в этом случае, а при похищении, совершенном в исправительное учреждение, брак продолжался. Во всех браках без брака брак не отменял ранее существовавшее насилие над женой, то есть жена не превратилась в мунт мужа, и между супругами не было брака.
Больна была душа моя, и, покрытая струпами, она жалким образом устремилась к внешнему миру в надежде утолить жгучую боль при соприкосновении с чувственными предметами. Но если бы эти предметы не имели души, они могли бы быть любимы. Любить и быть любиму - было для меня приятно, особенно если к этому присоединялось чувственное наслаждение.
Животворное чувство любви я осквернял нечистотами похоти, к ясному блеску любви я примешивал адский огонь сладострастия, и, несмотря на такое бесчестие и позор, я гордился и восхищался этим, в ослеплении суетности представляя себя человеком изящным и светским.
Словом, я пустился стремглав в любовные похождения, которых так жаждал, и совершенно был пленен ими. Милосердный Боже мой! Какой горькою и вместе спасительною желчью растворял Ты для меня эти пагубные удовольствия мои.
Чего я не испытал? Я испытал и любовь, и взаимность, и прелесть наслаждения, и радостное скрепление гибельной связи, а вслед за тем и подозрение, и страх, и гнев, и ссору, и жгучие розги ревности...»
Что же это? Значит, античный эрос никуда не делся, сколько бы о христианской любви не толковали мыслители, особенно хорошенько согрешив смолоду. Пишут, что христианская этика создает новое понимание любви как каритас (жалость, сострадание, милосердие), будто древние греки не знали этого чувства, а только предавались эросу. Утверждают, что на сострадании основаны все нормы и правила христианской этики, правила семейной жизни: живите в любви, не прелюбодействуйте, мужья, любите жен, как тела свои, а жена да убоится мужа, - куда лучше сказано у Плутарха.
Античная этика не исключает ни эроса, ни чисто эстетического восприятия действительности, в частности, женщины, жены. Не исключает она каритас, что нельзя противопоставлять эросу, это явления разноплановые. Пишут, мол, каритас не предполагает выбора, это любовь не к конкретному лицу, как эрос. Но и эрос чаще проступает вообще. Словом, определение средневековой любви, которая во взаимности не нуждается, выводит это понятие из сферы любви как таковой. Это всего лишь схоластическое построение, мистическая риторика во имя пресловутого спасения души.
В Средние века, как и во все иные, любовь проявлялась, только всячески утаенная и нередко трагическая. Такова известнейшая история любви Пьера Абеляра (1079-1142), французского философа, богослова, поэта, и Элоизы, его незаурядной ученицы, письма которой, наравне с его воспоминаниями «История моих бедствий», представляют замечательный литературный документ эпохи.
Пьер Абеляр обрел большую известность как поэт и богослов, которого преследовала церковь, он был осужден на двух церковных соборах за философские положения, признанные еретическими; он полюбил девушку, которая горела любовью к нему, как о том она сама напишет позже:
«Как бы шутя, в минуту отдыха от философских занятий, ты сочинил и оставил много прекрасных по форме любовных стихов, и они были так приятны и по словам, и по напеву, что часто повторялись всеми, и имя твое беспрестанно звучало у всех на устах; сладость твоих мелодий не позволяла забыть тебя даже необразованным людям. Этим-то ты больше всего и побуждал женщин вздыхать от любви к тебе. А так как в большинстве этих песен воспевалась наша любовь, то и я в скором времени стала известна во многих областях и возбудила к себе зависть многих женщин. Какие только прекрасные духовные и телесные качества не украшали твою юность!»
«Бог свидетель, что я никогда ничего не искала в тебе, кроме тебя самого; я желала иметь только тебя, а не то, что принадлежит тебе. Я не стремилась ни к брачному союзу, ни к получению подарков и старалась, как ты и сам знаешь, о доставлении наслаждений не себе, а тебе и об исполнении не своих, а твоих желаний. И хотя наименование супруги представляется более священным и прочным, мне всегда было приятнее называться твоей подругой или, если ты не оскорбишься, - твоею сожительницей или любовницей. Я думала, что, чем более я унижусь ради тебя, тем больше будет твоя любовь ко мне и тем меньше я могу повредить твоей выдающейся славе».
Образованная, талантливая девушка ощущала себя свободной, как гетера, как Аспасия, которую она цитирует в письме, но, увы, общество и время были очень далеки и от античности и от эпохи Возрождения, к тому же ни Элоиза, жившая у дяди, ни Абеляр, который подрабатывал обучением девиц, не имели состояния. Философией он мог заниматься всецело, лишь будучи один, что по сути означало жить, как монах, или им быть. Так проживет свою жизнь Петрарка. Но девушка забеременела, дядя взвыл; Пьер отправил Элоизу к своим родным; ее дядя потребовал, чтобы Абеляр женился, согласились на тайном браке, но тот пошел на месть: оскопил мужа племянницы, что предопределило разлуку. Элоиза постриглась в монахини, Пьер тоже стал монахом. Письма она писала из монастыря.
«Сознаваясь в слабости моего истинно несчастнейшего духа, я не в силах отыскать такое покаяние, которым я могла бы умилостивить Бога, обвиняемого мною все время в величайшей жестокости из-за этой несправедливости; делая этим противное его предначертанию, я более оскорбляю его своим возмущением, чем умилостивляю своим раскаянием.
Разве можно назвать кающимися грешников, как бы они ни умерщвляли свою плоть, если при этом дух их еще сохраняет в себе стремление к греху и пылает прежними желаниями?! Ведь всякому легко признаваться на исповеди в грехах и даже смирять свою плоть внешними истязаниями, но поистине крайне трудно отвратить свою душу от стремления к величайшим наслаждениям...
И в самом деле, любовные наслаждения, которым мы оба одинаково предавались, были тогда для меня настолько приятны, что они не могут ни утратить для меня прелесть, ни хоть сколько-нибудь изгладиться из моей памяти. Куда бы ни обратилась я, они повсюду являются моим очам и возбуждают во мне желания. Даже во сне не щадят меня эти мечтания. Даже во время торжественного богослужения, когда молитва должна быть особенно чистою, грешные видения этих наслаждений до такой степени овладевают моей несчастной душой, что я более предаюсь этим гнусностям, чем молитве.
И вместо того чтобы сокрушаться о содеянном, я чаще вздыхаю о несовершившемся. Не только то, что мы с тобой делали, но даже места и минуты наших деяний наравне с твоим образом так глубоко запечатлелись в моей душе, что я как бы вновь переживаю все это и даже во сне не имею покоя от этих воспоминаний. Нередко мысли мои выражаются в непроизвольных движениях и нечаянно вырывающихся словах...»
Что же остается от «христианской», «средневековой» любви, от любви к Богу, кроме любви Элоизы к Пьеру? Тысячелетия придумывали нечто, угодное Богу, а любовь, какая была и есть, по определению, по природе, не языческая и какая-то там, а чисто человеческая расцветала вновь и вновь.
Пьер Абеляр и Элоиза жили в XII веке, когда расцветает поэзия трубадуров и менестрелей, с культом куртуазной любви, что отзовется в творчестве Данте и его круга поэтов «сладостного нового стиля», предтечей и провозвестников новой эпохи. А христианские мыслители уже не ограничиваются мистикой и моралью, а вплотную приступают к разработке вопросов эстетики, как Фома Аквинский (ок. 1225-1274). (См. статью «Эстетика Ренессанса»).
Самое существенное в куртуазной любви - это поворот от любви к Богу к женщине, всячески униженной в христианском вероучении, но в жизни, как и в языческие времена, выступавшей воплощением любви и красоты. Это был поворот от культуры, пронизанной религиозными установлениями, к светской культуре и к самой жизни, о чем пишет в «Осени средневековья» Й. Хейзинга:
«Ни в какую иную эпоху идеал светской культуры не был столь тесно сплавлен с идеальной любовью к женщине, как в период с XII по XV в. Системой куртуазных понятий были заключены в строгие рамки верной любви все христианские добродетели, общественная нравственность, все совершенствование форм жизненного уклада. Эротическое жизневосприятие, будь то в традиционной, чисто куртуазной форме, будь то в воплощении «Романа о розе», можно поставить в один рад с современной ему схоластикой. И то и другое выражало величайшую попытку средневекового духа все в жизни охватить под общим углом зрения».
«Одним из важнейших поворотов средневекового духа явилось появление любовного идеала с негативной окраской. Разумеется, античность тоже воспевала томления и страдания из-за любви... Переживание печали связывалось не с эротической неудовлетворенностью, а со злосчастной судьбой. И только в куртуазной любви трубадуров именно неудовлетворенность выдвигается на первое место. Возникает эротическая форма мышления с избыточным этическим содержанием, при том, что связь с естественной любовью к женщине нисколько не нарушается. Именно из чувственной любви проистекало благородное служение даме, не притязающее на осуществление своих желаний. Любовь стала полем, на котором можно было выращивать всевозможные эстетические и нравственные совершенства».
Таким образом, попытка создания новой формы любви, основанной на христианской теологии, с ориентацией на мистический аспект любви, с отказом от античного эроса, с новым пониманием любви как агапе, терпит крах. Иначе и не могло быть. Христианство не могло отменить ни законов природы, ни естественный процесс жизни, ни античного эроса, ни античного искусства, с чем боролось тысячелетия, ни любви, ни поэзии, чем была пронизана жизнь во все века, с явлением феномена куртуазной любви, в которой совершился поворот от культивируемой церковью любви к Богу к женщине.
Правда, представления об идеальной любви вызывали неудовлетворенность в самой жизни, как бывает в юности и у романтиков, что преодолевается эротическим аспектом любви, с возрождением античных представлений о любви и красоте.
Петр Киле
