На западном фронте читать онлайн. На западном фронте без перемен
Эрих Мария Ремарк
На Западном фронте без перемен
Эта книга не является ни обвинением, ни исповедью. Это только попытка рассказать о поколении, которое погубила война, о тех, кто стал ее жертвой, даже если спасся от снарядов.
Мы стоим в девяти километрах от передовой. Вчера нас сменили; сейчас наши желудки набиты фасолью с мясом, и все мы ходим сытые и довольные. Даже на ужин каждому досталось по полному котелку; сверх того мы получаем двойную порцию хлеба и колбасы, – словом, живем неплохо. Такого с нами давненько уже не случалось: наш кухонный бог со своей багровой, как помидор, лысиной сам предлагает нам поесть еще; он машет черпаком, зазывая проходящих, и отваливает им здоровенные порции. Он все никак не опорожнит свой «пищемет», и это приводит его в отчаяние. Тьяден и Мюллер раздобыли откуда-то несколько тазов и наполнили их до краев – про запас. Тьяден сделал это из обжорства, Мюллер – из осторожности. Куда девается все, что съедает Тьяден, – для всех нас загадка. Он все равно остается тощим, как селедка.
Поэтому важно, чтобы в этот столетний год основное внимание уделялось памяти. Но музеи призваны начинать разговоры и поощрять вопросы; и эта выставка является важной возможностью задуматься о более широком значении Ютландии. Без командования морями морская торговля Великобритании, жизненная сила военных усилий, была бы в опасности, и сама Британия осталась бы открытой для риска голода или даже вторжения.
Адмирал Джеллико понимал огромную ответственность. Он знал, что превосходство Великого флота Королевского флота должно быть защищено любой ценой. И это был самый сильный противник, с которым столкнулась Британия через столетие. Долгое, спокойное лишение Трафальгара, так как Эндрю Гордон так остро захватило его, было очень много.
Но самое главное – курево тоже было выдано двойными порциями. На каждого по десять сигар, двадцать сигарет и по две плитки жевательного табаку. В общем, довольно прилично. На свой табак я выменял у Катчинского его сигареты, итого у меня теперь сорок штук. Один день протянуть можно.
А ведь, собственно говоря, все это нам вовсе не положено. На такую щедрость начальство не способно. Нам просто повезло.
Конечно, внезапная и впечатляющая потеря нескольких капитальных кораблей, почти всех рук, была катастрофической. Были серьезные вопросы об исполнении артиллерийских, сигнальных, брони и снарядов. И были глубокие дебаты по поводу баланса между регулированием и инициативой в культуре Королевского флота.
Как многие из вас знают, историки, ученые и военно-морские офицеры по-прежнему обмениваются мнениями по этим вопросам сегодня. Возможно, с выгодой того, что мы сегодня назвали бы лучше ситуативным осознанием, Джеллико мог нанести сокрушительное поражение, достойное Трафальгара.
Две недели назад нас отправили на передовую, сменять другую часть. На нашем участке было довольно спокойно, поэтому ко дню нашего возвращения каптенармус получил довольствие по обычной раскладке и распорядился варить на роту в сто пятьдесят человек. Но как раз в последний день англичане вдруг подбросили свои тяжелые «мясорубки», пренеприятные штуковины, и так долго били из них по нашим окопам, что мы понесли тяжелые потери, и с передовой вернулось только восемьдесят человек.
Но в отражении, а не в потоке, немецком флоте Высоких морей, он сделал достаточно. Как больно и удивительно, как потери Британии были, по правде говоря, они мало что сделали, чтобы помешать превосходству Королевского флота. Уже на следующий день Великий Флот вернулся в море и снова готов был сразиться, и через месяц потери на кораблях были хорошими.
Флот Высоких морей не смог нарушить превосходство Королевского флота, и командование морем оставалось в Британии. Многое изменилось за столетие. Но основы остаются прежними. Британия по-прежнему является островной страной и глобальной морской торговой силой.
Мы прибыли в тыл ночью и тотчас же растянулись на нарах, чтобы первым делом хорошенько выспаться; Катчинский прав: на войне было бы не так скверно, если бы только можно было побольше спать. На передовой ведь никогда толком не поспишь, а две недели тянутся долго.
Когда первые из нас стали выползать из бараков, был уже полдень. Через полчаса мы прихватили наши котелки и собрались у дорогого нашему сердцу «пищемета», от которого пахло чем-то наваристым и вкусным. Разумеется, первыми в очереди стояли те, у кого всегда самый большой аппетит: коротышка Альберт Кропп, самая светлая голова у нас в роте и, наверно, поэтому лишь недавно произведенный в ефрейторы; Мюллер Пятый, который до сих пор таскает с собой учебники и мечтает сдать льготные экзамены; под ураганным огнем зубрит он законы физики; Леер, который носит окладистую бороду и питает слабость к девицам из публичных домов для офицеров; он божится, что есть приказ по армии, обязывающий этих девиц носить шелковое белье, а перед приемом посетителей в чине капитана и выше – брать ванну; четвертый – это я, Пауль Боймер. Всем четверым по девятнадцати лет, все четверо ушли на фронт из одного класса.
Мы все еще зависим от моря для безопасности и процветания, и страна по-прежнему смотрит на Королевский флот, чтобы защитить свои интересы как дома, так и во всем мире. Сегодня Королевский флот предлагает уникальное сочетание мягкой и жесткой силы. Мы работаем над предотвращением конфликтов и повышением безопасности.
Но мы сталкиваемся с тем же вызовом, что и командиры столкнулись сто лет назад. Как военно-морской флот, который работает почти исключительно в мирных условиях, поддерживает отношения и навыки, необходимые для борьбы с надежным противником на войне? Необходимость сдерживания продолжается, и когда сдерживание терпит неудачу, мы должны быть готовы сражаться и побеждать.
Сразу же за нами стоят наши друзья: Тьяден, слесарь, тщедушный юноша одних лет с нами, самый прожорливый солдат в роте, – за еду он садится тонким и стройным, а поев, встает пузатым, как насосавшийся клоп; Хайе Вестхус, тоже наш ровесник, рабочий-торфяник, который свободно может взять в руку буханку хлеба и спросить: А ну-ка отгадайте, что у меня в кулаке? «; Детеринг, крестьянин, который думает только о своем хозяйстве и о своей жене; и, наконец, Станислав Катчинский, душа нашего отделения, человек с характером, умница и хитрюга, – ему сорок лет, у него землистое лицо, голубые глаза, покатые плечи, и необыкновенный нюх насчет того, когда начнется обстрел, где можно разжиться съестным и как лучше всего укрыться от начальства.
Таким образом, боевой дух должен пронизывать все, что мы делаем: от развития нашей доктрины и дизайна нашего оборудования, от того, как мы тренируемся, с нашими мужчинами и женщинами и с тем, как мы развиваем наших лидеров. Потому что, как нас учит Ютландия, серьезные конфликты могут быть нечастыми, но когда они приходят, цена на то, что эти вещи ошибочны, недопустимо высока.
Но также верно, что битва при Ютландии запомнилась и в Лондоне, наряду с множеством других напоминаний об истории нашего острова здесь, в Национальном морском музее. Мы никогда не забудем тех, кто сражался и умер в Северном море столетие назад. Но в конфликте, который в остальном запомнился главным образом для траншей Западного фронта, Ютландия также служит необходимым напоминанием о непреходящем значении морской мощи для нашей обороны и нашего процветания.
Наше отделение возглавляло очередь, образовавшуюся у кухни. Мы стали проявлять нетерпение, так как ничего не подозревавший повар все еще чего-то ждал.
Наконец Катчинский крикнул ему:
– Ну, открывай же свою обжорку, Генрих! И так видно, что фасоль сварилась!
Повар сонно покачал головой:
– Пускай сначала все соберутся.
Индийская армия воевала во всех крупных театрах операций во время Первой мировой войны. Письма из индийских солдат на Западном фронте предлагают необычайное понимание их чувств по поводу конфликта и их впечатлений от европейской культуры. Бои стали шоком для солдат, больше привыкших к колониальной войне. Один человек написал домой: «Это не война, это конец мира».
Вероятно, они были тронуты, потому что их моральный дух был хрупким, и было сочтено неразумным подвергать их другой зиме на Западном фронте. Но также стратегический смысл сосредоточить индийскую армию на Ближнем Востоке, где легче было отправить подкрепление и поставки из Индии.
Тьяден ухмыльнулся:
– А мы все здесь! Повар все еще ничего не заметил:
– Держи карман шире! Где же остальные?
– Они сегодня не у тебя на довольствии! Кто в лазарете, а кто и в земле!
Узнав о происшедшем, кухонный бог был сражен. Его даже пошатнуло:
– А я-то сварил на сто пятьдесят человек! Кропп ткнул его кулаком в бок:
К отчетам относились выдержки из примерно 100 писем, переведенных на английский язык, каждый из которых давал имя, ранг и религию соответствующего солдата. Отчеты о цензуре с их переведенными отрывками сохранились, хотя большинство писем уже потеряно.
Солдаты, вероятно, не писали все свои письма. Большинство индийских солдат были неграмотными, поскольку индийская армия подавляла подавляющее большинство в сельских районах страны. Вместо этого войска, возможно, попросили книжников, таких как клерк, написать свои письма для них и зачитать письма, которые они получили.
– Значит, мы хоть раз наедимся досыта. А ну давай, начинай раздачу!
В эту минуту Тьядена осенила внезапная мысль. Его острое, как мышиная мордочка, лицо так и засветилось, глаза лукаво сощурились, скулы заиграли, и он подошел поближе:
– Генрих, дружище, так, значит, ты и хлеба получил на сто пятьдесят человек?
Огорошенный повар рассеянно кивнул.
Люди, которые сами по себе не были грамотными, все еще могли писать в стратегическом плане. Солдаты быстро выяснили, что их письма контролируются, и в ответ они иногда прибегают к кодированному языку. Например, один человек написал домой, что «черный перец очень острый, но лишь немного остается» - что означает, что индийские войска сражались очень яростно, но понесли большие потери и подразумевали, что призыв был поэтому неразумным. Цензор расшифровывал большинство этих кодов довольно легко, хотя некоторые из более тонких, в том числе скрытые подстрекательства к убийству, возможно, ускользнули от него.
Тьяден схватил его за грудь:
– И колбасу тоже? Повар опять кивнул своей багровой, как помидор, головой. У Тьядена отвисла челюсть:
– И табак?
– Ну да, все.
Тьяден обернулся к нам, лицо его сияло:
– Черт побери, вот это повезло! Ведь теперь все достанется нам! Это будет – обождите! – так и есть, ровно по две порции на нос!
Эти письма говорят о том, что люди, которые сами не были грамотными, все еще могут использовать письменные слова стратегически. Как и следовало ожидать, письма этих крестьян-солдат были богаты сельскими и аграрными образами. Например, один раненый, его мужество провалился, назвал себя «как человек, который когда-то сожжен, боится червячного червя».
Индийские офицеры во время визита в Лондон изучают Государственного тренера короля-императора. Что побудило людей сражаться на войне за тысячи километров от дома, в причине, которая, по-видимому, не была их собственной? Индийская армия часто описывалась как наемная сила, и деньги могли быть одним из мотивов для призыва. Плата за индийского пехотинца была скромной 11 рупий в месяц, но дополнительный доход был бы полезен для крестьянской семьи с жестким давлением. Продвижение может принести более значительный доход, особенно для мужчин, которые служили в течение многих лет.
Но тут Помидор снова ожил и заявил:
– Так дело не пойдет.
Теперь и мы тоже стряхнули с себя сон и протиснулись поближе.
– Эй ты, морковка, почему не выйдет? – спросил Катчинский.
– Да потому, что восемьдесят – это не сто пятьдесят!
– А вот мы тебе покажем, как это сделать – проворчал Мюллер.
– Суп получите, так и быть, а хлеб и колбасу выдам только на восемьдесят, – продолжал упорствовать Помидор.
Однако многие люди также считали своим долгом принести честь своему клану или касте, сражаясь на поле битвы. Некоторые общины любили воображать себя воинами. Это самая счастливая смерть, которую любой может умереть. Один сикховский солдат писал: «Пусть Бог даст долгую жизнь великодушному государю, который соизволил думать о своих самых смиренных солдатах!» В отличие от этого, индийские солдаты с меньшей вероятностью отмечали, что они сражаются за «Индию», чем за короля, или за честь. Религия была центральной в том, как индийские солдаты пытались понять войну.
Катчинский вышел из себя:
– Послать бы тебя самого разок на передовую! Ты получил продукты не на восемьдесят человек, а на вторую роту, баста. И ты их выдашь! Вторая рота – это мы.
Мы взяли Помидора в оборот. Все его недолюбливали: уже не раз по его вине обед или ужин попадал к нам в окопы остывшим, с большим опозданием, так как при самом пустяковом огне он не решался подъехать со своим котлом поближе, и нашим подносчикам пищи приходилось ползти гораздо дальше, чем их собратьям из других рот. Вот Бульке из первой роты, тот был куда лучше. Он, хоть и был жирным как хомяк, но уж если надо было, то тащил свою кухню почти до самой передовой.
Несколько индуистских солдат заметили, что, будучи убитым в бою, на службе короля, закончит цикл смерти и реинкарнации и отправит солдата прямо в рай. Сикхские солдаты время от времени ссылались на единоверцев, которые «пострадали от мученичества» на поле битвы.
Религиозные артефакты, такие как кораны и брахманические нити, имели особое значение для индийских солдат. Благотворительный фонд «Индийские солдаты» был создан в Великобритании для предоставления таких предметов, а также для оказания медицинской помощи и комфорта для войск. Религиозные артефакты и ритуальные мероприятия, такие как день рождения Гуру или конец Рамадан, возможно, приобрел большее значение, потому что мужчины были так далеко от дома.
Мы были настроены очень воинственно, и наверно дело дошло бы до драки, если бы на месте происшествия не появился командир роты. Узнав, о чем мы спорим, он сказал только:
– Да, вчера у нас были большие потери…
Затем он заглянул в котел:
– А фасоль, кажется, неплохая.
Помидор кивнул:
– Со смальцем и с говядиной.
Лейтенант посмотрел на нас. Он понял, о чем мы думаем. Он вообще многое понимал, – ведь он сам вышел из нашей среды: в роту он пришел унтер-офицером. Он еще раз приподнял крышку котла и понюхал. Уходя, он сказал:
Британская империя теперь воевала с мусульманской властью. Религия стала потенциальной проблемой после вступления Турции в конфликт, поскольку это означало, что Британская империя сейчас воюет с мусульманской властью. Большинство мусульманских солдат пришли к выводу, что война по-прежнему законна; но были некоторые дезертирства от мусульманских подразделений на Западном фронте, как и в других местах. Существовали также, по крайней мере, три мятежа мусульманских войск на других театрах войны, как правило, когда соответствующие войска подозревали, что их отправят на борьбу с турками.
– Принесите и мне тарелочку. А порции раздать на всех. Зачем добру пропадать.
Физиономия Помидора приняла глупое выражение. Тьяден приплясывал вокруг него:
– Ничего, тебя от этого не убудет! Воображает, будто он ведает всей интендантской службой. А теперь начинай, старая крыса, да смотри не просчитайся!..
– Сгинь, висельник! – прошипел Помидор. Он готов был лопнуть от злости; все происшедшее не укладывалось в его голове, он не понимал, что творится на белом свете. И как будто желая показать, что теперь ему все едино, он сам роздал еще по полфунта искусственного меду на брата.
Они охватывали европейскую культуру или были ли они отчуждены ею? Богатство и красота европейских городов поразили солдат; и они восхищались европейцами за их честность, щедрость, образование и стоицизм перед лицом тяжелой утраты. Некоторые мужчины задавались вопросом, почему Индия казалась такой плохой в сравнении. Однако отношение солдат к Европе не было равномерно восхищенным или некритическим.
Несколько мужчин высоко оценили образование европейских женщин и дали инструкции, чтобы их собственные дочери учили читать. Другие считали, что европейские женщины «бесстыдны», потому что они так свободно смешались с мужчинами. У некоторых солдат были любовные отношения с британскими или французскими женщинами, хотя цензоры пытались подавить доказательства этого.
День сегодня и в самом деле выдался хороший. Даже почта пришла; почти каждый получил по нескольку писем и газет. Теперь мы не спеша бредем на луг за бараками. Кропп несет под мышкой круглую крышку от бочки с маргарином.
На правом краю луга выстроена большая солдатская уборная – добротно срубленное строение под крышей. Впрочем, она представляет интерес разве что для новобранцев, которые еще не научились из всего извлекать пользу. Для себя мы ищем кое-что получше. Дело в том, что на лугу там и сям стоят одиночные кабины, предназначенные для той же цели. Это четырехугольные ящики, опрятные, сплошь сколоченные из досок, закрытые со всех сторон, с великолепным, очень удобным сиденьем. Сбоку у них есть ручки, так что кабины можно переносить.
Британское правительство рассматривало вопрос о введении воинской повинности, но вместо этого приняло систему «квот». Один индийский солдат, сомневаясь в том, что он выживет, утешил себя мыслью, что его имя будет «написано золотыми буквами и записано в списке храбрых». Названия всех известных погибших в Индии были действительно высечены на главном мемориале индийской армии, массивной арке ворот Индии в Нью-Дели. Индейцы также отмечались на самом Западном фронте.
Боевые цвета: раса, секс и колониальные солдаты в Первой мировой войне Филиппа Левин. В Имперском военном музее и музее Национальной армии проводятся выставки, посвященные Первой мировой войне. Д-р Дэвид Омисси является старшим преподавателем истории в Университете Халла. Недавно он внес вклад в «Влияние войны в Южной Африке», которую он отредактировал с Эндрю Томпсоном.
Наконец, осенью 1928 года появляется окончательный вариант рукописи. 8 ноября 1928 года, накануне десятой годовщины перемирия, берлинская газета «Vossische Zeitung» , входящая в концерн Haus Ullstein, публикует «предварительный текст» романа. Автор «На западном фронте без перемен» представляется читателю как обычный солдат, без какого-либо литературного опыта, который описывает свои переживания войны с целью «выговориться», освободиться от душевной травмы. Вступительное слово к публикации было следующим:
Британская армия предприняла ряд превентивных мер, направленных на то, чтобы подвергнуть цензуре информацию, полученную от окопов. Однако цензура была грубой. Запрещенные предметы были вырваны из писем или просто выписаны. В некоторых случаях цензурные слова оставались читаемыми.
Одним из методов цензуры была полевая открытка. Эти печатные карточки дали солдатам множество вариантов выбора, которые они могли бы вычеркнуть, если они не были важны. Им не разрешалось писать сообщения на них. Еще одна, более подавленная, форма цензуры - это конверт чести. Они потребовали, чтобы отправитель подписал декларацию, чтобы сказать, что они не раскрывали никакой запрещенной информации. Таким образом, их письма будут читать только почтовые работники на переднем фронте, а не их начальники в окопах.
Vossische Zeitung чувствует себя «обязанной» открыть этот «аутентичный», свободный и, таким образом «подлинный» документальный отчет о войне.
Так появилась легенда о происхождении текста романа и его авторе. 10 ноября 1928 года начался выход отрывков романа в газете. Успех превысил самые смелые ожидания концерна Haus Ullstein - тираж газеты увеличился в несколько раз, в редакцию приходило огромное количество писем читателей, восхищенных подобным «неприкрашенным изображением войны».
На момент выхода книги 29 января 1929 года существовало приблизительно 30000 предварительных заказов, что заставило концерн печатать роман сразу в нескольких типографиях.
Роман «На западном фронте без перемен» стал самой продаваемой книгой Германии за всю историю. На 7 мая 1929 года было издано 500 тысяч экземпляров книги.
В книжном варианте роман был издан в 1929 году, после чего был в том же году переведён на 26 языков, в том числе на русский. Наиболее известный перевод на русский язык - Юрия Афонькина.
Основные персонажи
Пауль Боймер - главный герой, от лица которого ведется повествование. В возрасте 19 лет Пауль был добровольно (как и весь его класс) призван в немецкую армию и отправлен на западный фронт, где ему пришлось столкнуться с суровой действительностью военной жизни. Убит в октябре 1918.
Альберт Кропп - одноклассник Пауля, служивший с ним в одной роте. В начале романа Пауль описывает его следующим образом: «коротышка Альберт Кропп самая светлая голова у нас в роте». Потерял ногу. Был отправлен в тыл.
Мюллер Пятый - одноклассник Пауля, служивший с ним в одной роте. В начале романа Пауль описывает его следующим образом: «…до сих пор таскает с собой учебники и мечтает сдать льготные экзамены; под ураганым огнем зубрит он законы физики». Был убит осветительной ракетой, попавшей в живот.
Леер - одноклассник Пауля, служивший с ним в одной роте. В начале романа Пауль описывает его следующим образом: «носит окладистую бородку и питает слабость к девицам». Тот же осколок, что Бертинку оторвал подбородок, вспарывает бедро Леера. Умирает от потери крови.
Франц Кеммерих - одноклассник Пауля, служивший с ним в одной роте. До событий романа получает серьёзное ранение, приведшее к ампутации ноги. Через несколько дней после операции Кеммерих умирает.
Иозеф Бем - одноклассник Боймера. Бем был единственным из класса, кто не хотел идти добровольцем в армию, несмотря на патриотичные речи Канторека. Однако, под влиянием классного руководителя и близких он записался в армию. Бем погиб одним из первых, за два месяца до официального срока призыва.
Станислав Катчинский (Кат) - служил с Боймером в одной роте. В начале романа Пауль описывает его следующим образом: «душа нашего отделения, человек с характером, умница и хитрюга, - ему сорок лет, у него землистое лицо, голубые глаза, покатые плечи и необыкновенный нюх на счет того, когда начнется обстрел, где можно разжиться съестным и как лучше всего укрыться от начальства». На примере Катчинского хорошо видна разница между взрослыми солдатами, имеющими за своей спиной большой жизненный опыт, и молодыми солдатами, для которых война является всей жизнью. Был ранен в ногу, раздробление берцовой кости. Пауль успел отнести его к санитарам, но по пути Кат получил ранение в голову и умер.
