Русская проза 50 90 годов кратко распутин. Жанр "советская классическая проза"

Литература середины 1950-1990-х гг.

В обзоре литературы данного периода следует выделить 50-е годы (II пол.) - 60-е годы и 70-е - 90-е годы. Каждый из этих периодов литературы имеет свои особенности развития.

Литература «оттепели»

Конец 50-х - 60-е годы в жизни общества и литературы обозначены как период оттепели.

Смерть Сталина, прошедший после этого XX съезд партии, доклад Хрущева о культе личности Сталина привели к большим общественным переменам. Литературная жизнь этих лет отмечена чертами большого оживления и творческого подъема. Начал выходить целый ряд новых общественно-политических, литературно-художественных и литературно-критических журналов: "Москва", "Юность", "ВЛ", "Русская литература", "Дон", "Урал", "На подъеме", "Иностранная литература".

Проходят творческие дискуссии: о реализме, о современности, о гуманизме, о романтизме. Возрождается внимание к специфике искусства. Проходят дискуссии о самовыражении, о "тихой" лирике, о документе и вымысле в художественном творчестве. Большое значение в эти годы уделяется развитию критики: принято постановление (1971 г.) "О литературно-художественной критике". В литературе были восстановлены имена и книги писателей, незаслуженно забытых: И. Бабеля, А. Веселого, И. Катаева, П. Васильева, Б. Корнилова. В литературу возвращаются произведения таких писателей, как М. Булгаков ("Избранная проза", "Мастер и Маргарита"), А. Платонов (проза), М. Цветаева, А. Ахматова, Б. Пастернак. 60-е годы историки литературы считают феноменом в истории русской литературы XX века.

Этот период явил миру целое созвездие имен талантливых прозаиков. Это прежде всего писатели, которые пришли в литературу после войны: Ф. Абрамов, М. Алексеев, В. Астафьев, Г. Бакланов, В. Богомолов, Ю. Бондарев, С. Залыгин, В. Солоухин, Ю. Трифонов, В. Тендряков. Расцвет творчества этих писателей приходится на 60-е годы. Особенностью литературного процесса этого периода является расцвет художественной публицистики (В. Овечкин, Е. Троепольский, Б. Можаев).

Процесс социально-культурного обновления уже в конце 1950-х годов шел крайне сложно и внутренне противоречиво. Наметилось отчетливое размежевание и даже противостояние двух сил. Наряду с явно положительными тенденциями, публикацией новых произведений, нередки были острые критические нападки и даже организованные кампании против ряда писателей и произведений, обозначивших новый этап общественно-литературного развития. (Повесть И. Оренбурга "Оттепель" и его мемуары "Люди, годы, жизнь", романы Б. Пастернака "Доктор Живаго", В. Дудинцева "Не хлебом единым" и др.)

Сюда же можно отнести грубые проработанные выступления Н.С. Хрущева по адресу некоторых деятелей искусства, молодых поэтов и прозаиков на встречах с творческой интеллигенцией в конце 1962-начале 1963 года. В 1962 Хрущев решил поставить под более жесткий контроль «разболтавшихся» писателей и художников, которые требовали большей свободы творчества. На встрече с деятелями культуры он подверг некоторых из них резкой критике. Посетив выставку новых произведений изобразительного искусства в Манеже в декабре 1962, Хрущев обнаружил там картины и скульптуры, выполненные в стиле абстракционизма, модном на Западе. Хрущев, который не разбирался в современном искусстве, был разгневан, решив, что художники издеваются над зрителями и зря проедают народные деньги. В своем осуждении он дошел до прямого оскорбления. В результате многим участникам выставки запретили выставляться, лишили заработка (ни одно издательство не принимало их работы даже в качестве иллюстраций). В среде интеллигенции такая реакция вызвала резкое недовольство, начали быстро распространяться критические мнения о нем самом и его политике, появилось множество анекдотов.

Были подвергнуты критическому разносу произведения художника Роберта Фолька, скульптора Эрнеста Неизвестного, поэта Андрея Вознесенского, кинорежиссера Марлена Хуциева. Ожесточенным нападкам подвергались произведения, опубликованные в "Новом мире" А. Твардовского вплоть до его вынужденного ухода из журнала в 1970 г. Это также травля Бориса Пастернака, судебный процесс над Иосифом Бродским, обвиненным в "тунеядстве" и сосланными на Север, "дело" Андрея Синявского и Юлия Даниеля, осужденных за их художественные произведения, опубликованные за границей, преследование А. Солженицына, В. Некрасова, Александра Галича.

Литература 70-90-х годов

Уже с середины 60-х годов "Оттепель" пошла на убыль. Период "оттепели" сменился в брежневские времена застоем (70-80-е годы). Период этот отмечен таким явлением, как диссидентство, в результате которого многие талантливые писатели ни были насильственно разлучены с Родиной и оказались в вынужденной эмиграции (А. Солженицын, В. Некрасов, Г. Владимов, Н Аксенов, И. Бродский).

С середины 1980-х годов, с приходом к власти М.С. Горбачёва, в условиях развернувшихся в стране бурных социально-политических перемен, получивших название "перестройки", под лозунгом "ускорения", "гласности", "демократизации" резко Изменилась ситуация в общественно-культурной жизни и в литературе, что привело к публикаторскому "взрыву", особенно в Секущей периодике. Журналы "Новый мир", "Знамя", "Юность" достигают невиданных тиражей. Печатается большое количество "задержанных" произведений.

В культурной жизни страны возникло явление, обозначенное термином "возвращенная литература". Отмечены новые подходы к переосмыслению многого в прошлом, включая и достижения советской "классики". Во 2-й половине 1980-х и в 1990-е годы в читательское, критическое и исследовательское восприятие, а также в школьные и вузовские программы и учебные пособия стали входить, изучаться, осмысляться как важнейшие составные части литературные процессы XX столетия, наиболее острые и общественно значимые произведения М. Булгакова и Андрея Платонова, В. Гроссмана и А. Солженицына, Анны Ахматовой и Бориса Пастернака, ранее находившиеся под запретом.

Особое внимание было привлечено к творчеству писателей русского зарубежья - первой и последующей волн эмиграции: Ивана Бунина и Владимира Набокова, Владислава Ходасевича и Георгия Иванова и др. В литературу возвращаются имена Василия Аксенова, Георгия Владимова, Владимира Войновича, Сергея Довлатова, Владимира Максимова, Виктора Некрасова, Иосифа Бродского, Александра Галича.

Во второй половине 1980-х годов в творчестве видных писателей выделились некоторые проблемно-тематические пласты художественной и мемуарной литературы об историческом прошлом, прежде всего, относящемся к трагическим событиям и испытаниям эпохи (сталинские репрессии, раскулачивание и 1937 год, "лагерная тема"). В этом плане большой интерес представляли лирические произведения большой формы: поэмы-циклы А. Ахматовой ("Реквием"), А. Твардовского ("По праву-памяти") и др. Вслед за публикацией выдающихся произведений 20-30-х и 50-60-х гг., в которых осмыслялся сложный исторический опыт страны и народа (А. Платонова "Котлован", "Чевенгур", М. Булгакова "Дьяволиада" и "Собачье сердце", В. Гроссмана "Жизнь и судьба", "Все течет", А. Солженицына "В круге первом", "Раковый корпус", Ю. Домбровского "Хранитель древностей", "Факультет ненужных вещей", В. Шаламова "Колымские рассказы") появились и другие, "задержанные" произведения 60-70-х годов ("Новое назначение" А. Бека, "Белые одежды" В. Дудинцева, "Ночевала тучка золотая" А. Приставкина, "Дети Арбата" А. Рыбакова.)

Читательскую аудиторию в то время особенно волновал вопрос: будет ли создана исторически достоверная, подлинно философская литература об эпохе и ее людях во всей сложности и противоречивости их судеб и характеров. Литература этих, а также последующих лет развивалась очень сложно, в ней проявлялась линия не только реализма, но и неоавангардизма и постмодернизма.

Конец 80-х 90- е годы в развитии литературы критик Г. Белая охарактеризовала как "другая" проза. Ее представляют такие писатели как Л. Петрушевская, Т. Толстая, Венедикт Ерофеев, Валерия Нарбикова, Вячеслав Пьецух, Вл. Сорокин и др.

Их произведения полемичны по отношению к советской действительности. Художественное пространство писателей этой школы - общежитие, коммуналки, кухни, казармы, тюремные камеры. Их персонажи - маргиналы: бомжи, люмпены, воры, пьяницы, хулиганы, проститутки.

оттепель литературный перестройка писатель

В обзоре прозы следует остановиться на общих закономерностях ее развития. Попытки постижения противоречий социально-политического развития обозначены в таких произведениях II половины 50-х и начала 60-х годов, как "Оттепель" И. Эренбурга, "Не хлебом единым" В. Дудинцева, "Битва в пути" Г. Николаевой. В них акцентируется внимание на социальных, нравственно-психологических проблемах.

В произведениях, созданных в годы "оттепели", большое внимание привлекает не традиционное изображение схватки двух миров в революции и гражданской войне, а внутренние драмы революции, противоречия внутри революционного лагеря, столкновение разных нравственных позиций людей, вовлеченных в историческое действие. Такова основа конфликта в повести П. Нилина "Жестокость", в которой гуманистическая позиция молодого сотрудника угрозыска Веньки Малышева вступает в противоречие с бессмысленной жестокостью начальника угрозыска Узелкова. Сходный тип конфликта определяет и развитие сюжета в романе С. Залыгина "Соленая падь".

Моральные, интеллектуальные искания характерны для молодых прозаиков "оттепельных" лет: Г. Владимова, В. Войновича, А. Гладилина, А. Кузнецова, В. Липатова, Ю. Семенова, В. Максимова. У истоков "молодой" прозы 1960-х годов, которую критика обозначила как "исповедальная", стоит имя В. Аксенова. Произведения этих писателей публиковались на страницах журнала "Юность".

Этих прозаиков привлекал герой, не соответствующий общепринятым канонам поведения... У него своя система ценностей. Ему свойственно ироническое отношение к окружающему миру. Сейчас только становится понятным, что за этой концепцией героя у многих автором стоял трагический семейный опыт (боль за судьбу репрессированных родителей, личная неустроенность, мытарства по жизни), а также высокая самооценка, уверенность, что вне полной свободы они не смогут реализовать свой творческий потенциал. Вопреки навязываемому соцреалистической эстетикой представлению о советском человеке как о цельной личности, живущей в полном ладу со своей прекрасной современностью, писатели эти привели в литературу молодого рефлектирующего героя. Это в основном вчерашние школьники, делающие первые шаги в жизни. Повесть А. Кузнецова "Продолжение легенды" начинается с признания героя о своей "незрелости", беспомощности. Причину разлада в душе героя "молодой" прозы критика видела в сломе в самосознании советского общества, который произошел в начале "оттепели", когда зашатались идеологические мифы, насаждавшиеся в течение сорока лет, и этот слом острее всего сказался на моральном самочувствии самого молодого поколения, что привело к кризису веры.

Исходный момент конфликта в "исповедальной" прозе -мир оказался не таким, каким его рисовали в школе и книжках. "Зачем было готовить нас к легкой жизни?" - упрекает своих учителей Толя, герой "Продолжения легенды".

Герои повести В. Аксенова "Коллеги" (1968) хотели бы жить взволнованно. Но их романтической установке противостоит грубая и некрасивая проза действительности, с которой сталкиваются "коллеги" сразу же после окончания мединститута. Саша Зеленин попадает в деревню, где врачуют по старинке, а Максимову вместо плавания по морям и океанам приходится заниматься рутинной санитарно-карантинной службой в порту. Оба сталкиваются со злом: Зеленин с бандитом Бугровым, а Максимов - с жуликом Ярчуком, которого выводит на чистую воду. Все герои "исповедальной" прозы проходят испытание соблазнами компромисса: пошлостью, цинизмом, приспособленчеством.

Основной конфликт, который получает развитие в этой прозе,- это конфликт отцов и детей.

В повести "Звездный билет" В. Аксенов представляет старшее поколение комично. Бунт "звездных мальчиков" - это протест против стандарта, отказ подчиняться старым нормам. Это защита права быть самим собой и самому распоряжаться своей судьбой. Следует отметить, что поиски этим поколением писателей своего места в жизни привело их впоследствии к трагическому исходу: почти все они оказались в эмиграции и не попали в первый ряд литературы.

Новое стилевое течение в прозе 60-х годов - это лирическая проза, которую представляют такие писатели, как К. Паустовский ("Повесть о жизни"), М. Пришвин ("В тумане"), В. Соломин ("Капля росы"), О. Бергольц ("Дневные звезды"). В произведениях этого жанра показано не столько внешнее движение, сколько раскрыт мир души лирического героя. Главное здесь не Сюжет», а чувства героев. "Капля росы", "Владимирские проселки" В. Солоухина и "Дневные звезды" О. Бергольц с момента появления воспринимались как образцы лирической прозы, где наряду с лирическим началом доминирует и эпическое. Повесть "Владимирские проселки" В. Солоухина - синтетический повествовательный жанр, в котором наряду с лирическим началом присутствуют элементы документа, очерка, исследования. Антимещанская, бытовая проза представлена произведениями Ю. Трифонова, Ю. Семина ("Семеро в одном доме"), В. Белова ("Воспитание по доктору Споку").

В "производственной" прозе наиболее значительными были романы "И это все о нем" В. Липатова и "Территория" О. Кунаева.

"Лагерная" проза представлена произведениями А. Солженицына ("Один день Ивана Денисовича"), В. Шаламова ("Колымские рассказы"), Г. Владимова ("Верный Руслан"). К этой прозе можно отнести и воспоминания бывших лагерников О. Волкова ("Во мгле"), Е. Гинзбург ("Крутой маршрут").

В прозе этих лет отмечено в целом углубление художественных конфликтов, стремление во всей полноте и сложности исследовать противоречия нашего развития. Наблюдается обогащение жанрово-композиционной и стилевой структуры произведений о войне, широкое использование условных форм изображения (В. Распутин, Ч. Айтматов), усложнение авторской позиции (романы Ю. Трифонова).

Перестройка (80-е годы) способствовавшая духовному обновлению общества, дала возможность многим писателям заговорить о неблагополучии у нас дел с воспитанием молодого поколения, вскрыть причины падения нравов в обществе. Об этом забили тревогу писатели В. Астафьев («Печальный детектив»), Ч. Айтматов («Плаха»), Ф. Абрамов («Дом»).

Вершинные достижения литературы 60-90-х гг. - это военная и деревенская проза.

Под словами известной поэтессы мог бы подписаться каждый из писателœей фронтового поколения. В 40-е годы в литературе о Великой Отечественной войне сильнее всœего был выражен героико-патриотический аспект. Призывно звучала песня ʼʼСвященная войнаʼʼ (муз. Б. Александрова на слова, которые приписывали В. Лебедеву-Кумачу). А. Сурков в своем обращении к солдатам повелительно провозглашал: ʼʼВперед! В наступленье! Назад - ни шагу!ʼʼ ʼʼНауку ненавистиʼʼ проповедовал М. Шолохов. ʼʼНарод бессмертенʼʼ, - утверждал В. Гроссман.

Осмысление войны как величайшей трагедии народа пришло в конце 50-х - начале 60-х годов. С именами Григория Бакланова, Василия Быкова, Константина Воробьева, Владимира Богомолова, Юрия Бондарева связана вторая волна военной прозы. В критике она была названа ʼʼлейтенантскойʼʼ прозой: артиллеристы Г. Бакланов и Ю. Бондарев, пехотинцы В. Быков и Ю. Гончаров, кремлевский курсант К. Воробьев на войне были лейтенантами. За их повестями закрепилось и другое название - произведения ʼʼокопной правдыʼʼ. В этом определœении значимы оба слова. Οʜᴎ отражают стремление писателœей отразить сложный трагический ход войны ʼʼтак, как это былоʼʼ - с предельной правдой во всœем, во всœей обнаженной трагедии.

Предельная приближенность к человеку на войне, окопная жизнь солдат, судьба батальона, роты, взвода, события, совершающиеся на пяди земли, сосредоточенность на отдельном боевом эпизоде, чаще всœего трагедийном, - вот что отличает повести В. Быкова ʼʼКруглянский мостʼʼ, ʼʼАтака с ходуʼʼ, Г. Бакланова ʼʼПядь землиʼʼ, Ю. Бондарева ʼʼБатальоны просят огняʼʼ, Б. Васильева ʼʼА зори здесь тихие…ʼʼ. В них ʼʼлейтенантскийʼʼ угол зрения смыкался с ʼʼсолдатскимʼʼ взглядом на войну.

Личный фронтовой опыт писателœей, пришедших в литературу непосредственно с переднего края, подсказывал им делать упор на описании трудностей жизни на войне. Οʜᴎ считали их преодоление подвигом не меньшим, чем совершенный при исключительных обстоятельствах героический поступок.

Такая точка зрения не была принята официальной критикой. В дискуссионных критических статьях зазвучали термины ʼʼремаркизмʼʼ, ʼʼзаземление подвигаʼʼ, ʼʼдегероизацияʼʼ. Рождение подобных оценок нельзя считать случайностью: уж очень непривычно было глядеть на войну из окопов, откуда ведут огонь, ходят в атаку, но где ко всœему этому еще и… живут люди. Г. Бакланов, В. Быков, Б. Васильев, В. Богомолов писали о войне безвестной, что проходила южнее, западнее ли, но в стороне от главных ударов. Ситуации, в которых оказывались солдаты, от этого не становились менее трагедийными.

Жесточайшие споры вокруг ʼʼбольшойʼʼ и ʼʼмалойʼʼ правды о войне, которые имели место в начале 60-х годов, выявили истинные ценности военной прозы, которая приводила к новому осмыслению самой сути происходящего на фронте.

В этих стихах М. Кульчицкого передана суть тех открытий, которые делали писатели Григорий Бакланов, Василь Быков, Анатолий Ананьев, Юрий Бондарев. В этом перечне имен нужно упомянуть и Константина Воробьева. По словам А. Твардовского, он сказал ʼʼнесколько новых слов о войнеʼʼ (имеются в виду повести К. Воробьева ʼʼУбиты под Москвойʼʼ, ʼʼКрикʼʼ, ʼʼЭто мы, Господи!ʼʼ). Эти ʼʼновые словаʼʼ, сказанные писателями фронтового поколения, отмечены пафосом великой трагедии, необратимость которой вызывала слезы горечи и бессилия, звала к суду и возмездию.

Вот общие вопросы по теме ʼʼПроза о Великой Отечественной войне (80-90-е годы)ʼʼ. (Записи для информационных карточек.)

Открытия ʼʼсолдатскойʼʼ прозы. Повесть В. Кондратьева ʼʼСашкаʼʼ.

К. Симонов: ʼʼИстория Сашки - это история человека, оказавшегося в самое трудное время в самом трудном месте, на самой трудной должности - солдатскойʼʼ.

В. Кондратьев: ʼʼСашкаʼʼ - ʼʼлишь малая толика того, что нужно рассказать о Солдате, Солдате-победителœеʼʼ.

В. Быков - В. Кондратьеву: ʼʼВы обладаете завидным качеством - хорошей памятью на всœе, что касается войны…ʼʼ; ʼʼАдамович прав, ʼʼСелижаровский трактʼʼ - самая сильная Ваша вещь, сильнее ʼʼСашкиʼʼ… Там - выдранный с мясом и кровью кусок войны, непридуманный и неприглаженный, такой, каким и был в те годы. Я очень рад, что появились Вы и сказали свое слово о пехотеʼʼ.

В. Кондратьев - В. Астафьеву: ʼʼГлавное сейчас - черствый хлеб правды, без слюней. А правда и стиль продиктует, и манеру, а так пустые это разговоры. Я и не знал, писавши ʼʼСашкуʼʼ, что у меня ʼʼинверсииʼʼ и какие-то ʼʼэллиптические предложенияʼʼ. Писал как Бог на душу положил, чуя, что вещь эту именно так и нужно писать, не по-другомуʼʼ.

В. Астафьев - В. Кондратьеву: ʼʼМесяц читал твоего ʼʼСашкуʼʼ… Очень хорошую, честную и горькую книгу собралʼʼ.

ʼʼСашкаʼʼ - литературный дебют В. Кондратьева, которому было тогда под 60: ʼʼВидимо, подошли лета͵ пришла зрелость, а с нею и ясное понимание, что война-то - это самое главное, что было у меня в жизни… Начали мучить воспоминания, даже запахи войны ощущал, не забыл, хотя шли уже 60-е годы, жадно читал военную прозу, но тщетно искал и не находил в ней ʼʼсвоей войныʼʼ. Понял, что о ʼʼсвоей войнеʼʼ рассказать могу только я сам. И я должен рассказать. Не расскажу - какая-то страничка войны останется нераскрытойʼʼ. ʼʼПоехал весной 62-го подо Ржев. Протопал 20 километров пехом до самой своей бывшей передовой, увидел ту истерзанную всю, всю испещренную воронками ржевскую землю, на которой валялись еще и ржавые пробитые каски, и солдатские котелки… торчали еще оперения невзорвавшихся мин, увидел - это было самым страшным - незахороненные останки тех, кто воевал здесь, должна быть, тех, кого знал, с кем хлебал из одного котелка жидню-пшенку или с кем жался в одном шалашике при минном обстрелœе, и меня поразило: об этом писать можно только строгую правду, иначе это будет только безнравственноʼʼ.

Движение прозы о Великой Отечественной войне можно представить так: от книги В. Некрасова ʼʼВ окопах Сталинградаʼʼ - к произведениям ʼʼокопной правдыʼʼ - к роману-эпопее (трилогия К. Симонова ʼʼЖивые и мертвыеʼʼ, дилогия В. Гроссмана ʼʼЖизнь и судьбаʼʼ, дилогия В. Астафьева ʼʼПрокляты и убитыʼʼ).

В серединœе 90-х годов, в канун 50-летия со дня окончания войны, четыре признанных писателя публикуют свои новые произведения о войне. - Виктор Астафьев, роман ʼʼПрокляты и убитыʼʼ. - Георгий Владимов, роман ʼʼГенерал и его армияʼʼ. - Александр Солженицын, рассказ ʼʼНа краяхʼʼ. - Григорий Бакланов, роман ʼʼИ тогда приходят мародерыʼʼ.

Все эти произведения представляют из себяновые подходы к осмыслению Великой Отечественной войны, содержат в себе серьезные обобщения: о цене победы, о роли исторических лиц (Сталина, Жукова, Хрущева, генерала Власова), о послевоенной судьбе фронтового поколения.

Проза о Великой Отечественной войне 50-90-х гг. - понятие и виды. Классификация и особенности категории "Проза о Великой Отечественной войне 50-90-х гг." 2017, 2018.

РУССКАЯ ПРОЗА СЕРЕДИНЫ 50–Х ПЕРВОЙ ПОЛОВИНЫ 80–Х ГОДОВ

1. Периодизация.
2. Тема бюрократизма и проблема инакомыслия в романе В.Дудинцева «Не хлебом единым».
3. Трагический конфликт между идеалом и действительностью в повести П.Нилина «Жестокость».
4. Повести Б.Можаева «Живой» и В.Белова «Привычное дело»: глубина и цельность нравственного мира человека от земли.
5. Творчество В.Распутина: постановка острых проблем современности в повестях «Деньги для Марии» и «Последний срок».
6. Художественный мир рассказов В.Шукшина.
7. Проблема экологии природы и человеческой души в повествовании в рассказах В.Астафьева «Царь–рыба».
8. Беспощадность в изображении ужасов повседневной жизни в повести В.Астафьева «Печальный детектив».

Литература:
1. История русской литературы ХХ века (20–90–е годы). М.:МГУ, 1998.
2. История советской литературы: Новый взгляд. М.,1990.
3. Емельянов Л. Василий Шукшин. Очерк творчества. Л., 1983.
4. Ланщиков А. Виктор Астафьев (Жизнь и творчество). М., 1992.
5. Мусатов В.В. История русской литературы ХХ в. (советский период). М., 2001.
6. Панкеев И. Валентин Распутин. М., 1990.

Смерть Сталина и наступившая за ней либерализация сказались непосредственно и на литературной жизни общества.

Годы, начиная с 1953 и заканчивая 1964–м, именуют обычно периодом «оттепели» – по названию одноименной повести И.Эренбурга (1954). Этот период явился для писателей долгожданным глотком свободы, освобождения от догм, от диктата разрешенной полуправды. «Оттепель» имела свои этапы и продвижения вперед и возвратные движения, реставрацию старого, эпизоды частичного возвращения к «задержанной» классике (так в 1956 году вышло 9–титомное собр. соч. И.Бунина, стали печататься сборники крамольных Ахматовой, Цветаевой, Заболоцкого, Есенина, а в 1966 году был опубликован роман М.Булгакова «Мастер и Маргарита»). Вместе с тем в жизни общества все еще возможны были инциденты наподобие того, который произошел после публикации романа Б.Пастернака «Доктор Живаго» и присуждения ему Нобелевской премии. Роман В.Гроссмана «Жизнь и судьба» – даже в условиях «оттепели» – был все же конфискован в 1961 году, арестован до 1980 г.

Первый отрезок «оттепели» (1953–1954 гг.) связан прежде всего с освобождением от предписаний нормативной эстетики. В 1953 году в №12 журнала «Новый мир» появилась статья В.Померанцева «Об искренности в литературе», в которой автор указывал на весьма частое расхождение между лично увиденным писателем и тем, что ему же предписывалось изображать, что официально считалось правдой. Так, правдой в войне считалось не отступление, не катастрофа 1941 года, а только пресловутые победные удары. И даже писатели, знавшие о подвиге и трагедии защитников Брестской крепости в 1941 году (например, К.Симонов), до 1956 года не писали о ней, вычеркивали ее из своей памяти и биографии. Точно так же не все, что знали, писатели рассказывали о Ленинградской блокаде, о трагедии пленных и т.п. В.Померанцев призывал писателей доверять своей биографии, своему выстраданному опыту, быть искренними, а не отбирать, подгонять материал под заданную схему.

Второй этап «оттепели» (1955–1960 гг.) – это уже не сфера теории, а серия художественных произведений, утверждавших право писателей видеть мир таким, каков он есть. Это и роман В.Дудинцева «Не хлебом единым» (1956), и повесть П.Нилина «Жестокость»(1956), и очерки и повести В.Тендрякова «Ненастье» (1954), «Тугой узел» (1956) и др.

Третий и последний отрезок «оттепели» (1961–1963 гг.) – правомерно связан с романом в защиту пленных советских солдат «Пропавшие без вести» (1962) С.Злобина, ранними повестями и романами В.Аксенова, поэзией Е.Евтушенко и, безусловно, с первым достоверным описанием лагеря рассказом «Один день Ивана Денисовича» (1962) А.Солженицына.

Период с 1964 по 1985 гг. называют обычно огрублено и упрощенно «годами застоя». Но это явно несправедливо ни по отношению к нашей науке (наша страна была первой и в космосе, и в сфере многих наукоемких технологий), ни по отношению к литературному процессу. Масштабы свободы художников в эти годы были так велики, что 1/впервые после 20–х годов в литературе родились новые литературные направления «деревенской» прозы, «военной» прозы, «городской» или «интеллектуальной» прозы, расцвела авторская песня; 2/ появились специфические работы о русской религиозно–нравственной идее в искусстве «Письма из Русского музея» (1966), «Черные доски» (1969) Вл.Солоухина; 3/была создана историческая романистика В.Пикуля (1928–1989), написаны глубокие историко–философские произведения Д.Балашова; 4/ возникла историко–революционная романистика А.Солженицына («Красное колесо»); 5/ произошел взлет научной фантастики, расцвет социальной антиутопии И.Ефремова и братьев Стругацких.

В 60–80–е годы в литературном процессе господствовали два течения: с одной стороны, патриотическое, национально ориентированное (у В.Белова, В.Распутина, В.Астафьева, Н.Рубцова и др.) и, с другой стороны, типично «западническое», во многом индивидуалистическое, ориентированное на новейшую постмодернистскую философию и поэтику (Е.Евтушеенко, А.Вознесенский, И.Бродский, В.Войнович и др.). Одни писатели, например, В.Белов, видели в крестьянской избе ее соборно–семейную душу. Другие, например, В.Войнович, не менее активно, чем В.Белов, не принимая сталинизм, в то же время и в романе «Жизнь и необычайные приключения солдата Ивана Чонкина» (1969), и в повести «Иванькиада» (1976) смотрели и на «русскую идею», и на деревенскую Русь крайне саркастически.

Отгремели салютные залпы 1945 г., и началась мирная жизнь. Но могла ли быть «мирной» жизнь советских людей? Ведь сталинизм еще был силен, военная разруха давала себя знать, колхозник на земле и рабочий на заводе оставались рабами. Железный занавес отделял нашу страну от всего цивилизованного мира. Страны, отошедшие к социалистическому лагерю в соответствии с Варшавским договором, лишенные политической самостоятельности, проходили красную идеологическую обработку. События в Венгрии (1956) и Чехословакии (1968) покрыли нас позором, вокруг страны-победительницы возникла глухая стена вражды и ненависти. Литературу тоже пытались заставить замолчать. Цензура и КГБ бдительно следили, чтобы в печать не просочилась правда. На фоне всеобщего обнищания народа все громче звучала песня: «Эх, хорошо в стране советской жить!» Этим же пафосом были пронизаны многие популярные произведения тех лет. Однако были такие писатели и поэты, которые не хотели подпевать бодрым маршам, памятуя: не хлебом единым жив человек. Поэт Леонид Мартынов замечательно выразил суть такого взгляда на литературу, призывая не изменять духовному хлебу -- правде о нас и нашем нравственном состоянии:

Не золото лесная опаль, В парчу не превратиться мху, Нельзя пальто надеть на тополь, Сосну не кутайте в доху, Березки не рядите в ряски, Чтоб девичью хранить их честь. Довольно! Нужно без опаски Увидеть мир, каков он есть!

Могучая плеяда писателей-шестидесятников сберегла самую главную ценность русской музы -- ее совестливость и непоказную, неофициальную гражданственность. Произведения Г. Владимова («Три минуты молчания»), Ю. Трифонова («Долгое прощание», «Предварительные итоги», «Старик»), В. Быкова («Сотников», «Обелиск»), Ф. Абрамова («Братья и сестры», «Две зимы и три лета»), В. Белова («Привычное дело»), Ч. Айтматова («Прощай, Гульсары», «Белый пароход»), В. Астафьева («Царь-рыба»), В. Дудинцева («Не хлебом единым»), которые открыл читателю А. Твардовский в журнале «Новый мир», доказали, что отечественная литература боролась и побеждала, несмотря на то, что неугодных писателей травили, не печатали, выдворяли из СССР.

«Самый опасный браконьер -- в душе каждого из нас», -- не устает повторять наш современник Виктор Астафьев. «Браконьер», «браконьерство» -- эти слова мы обычно связываем с охотой в запрещенных местах, но Астафьев распространяет их на каждого из нас. Он обнажает болевые точки нашей нескладной, дисгармоничной, подчас абсурдной жизни, перенося центр тяжести с социальных (революция, войны, тоталитарный гнет) на нравственные проблемы современного человека, обрекающего себя и своих детей на «обмены», «пожары», «рвы» -- катастрофы, ибо каждый символ обозначает беду. Литература XIX в. не была идиллической, но породила светлые названия: «Дворянское гнездо», «Воскресение», «Чайка». Современная же буквально захлебывается от ужаса: «Не стреляйте в белых лебедей», «Пожар», «Живи и помни», обнаружив апокалипсическое состояние общества, браконьерское отношение человека и к природе, и друг к другу, и к своим святыням. Рухнул большой дом Пряслиных (роман Ф. Абрамова «Дом»), потому что под фундаментом оказался песок.

Повесть Ю.В. Трифонова (1925--1981) «Обмен» знакомит нас с двумя кланами -- Дмитриевых и Лукьяновых. Сюжет разворачивается вокруг вроде бы банального жилищного обмена: Леночка Лукьянова, жена Дмитриева, хочет получить, пока жива больная раком свекровь, ее однокомнатную квартиру, -- что же в этом плохого? Ненавидя мать мужа, оказывается, она завидовала ее однокомнатной квартирке и деловито, энергично наседая на мужа, не считаясь с его болью, начинает прокручивать обмен. Но Трифонов говорит с нами о другом «обмене» -- духовном и нравственном. Дмитриев, выросший в семье старых большевиков -- бескорыстных и идейных, уступил натиску прагматичных, хищных потребителей жизни Лукьяновых, испугался разрушительной частнособственнической, эгоистической психологии современных браконьеров. Лукьяновы «обменяли» идеи социализма на откровенно буржуазные, а вместе -- и Дмитриевы и Лукьяновы -- «обменяли» вечное (любовь, сострадание, самопожертвование) на проходящее. Так писатель подходит к решению проблемы, всегда стоявшей перед русской литературой и особенно проявившейся в наши дни: нравственной свободы человека перед лицом обстоятельств. Трифонов показывает, как под влиянием этих самых обстоятельств (мелочей быта) происходит постепенная деградация личности, нравственное падение человека.

В книге В.П. Астафьева (род. 1924) «Царь-рыба» экологическая проблема получает нравственно-философское звучание. Она -- о судьбе современной цивилизации. В ней собраны рассказы из жизни сибирских охотников, рыбаков, крестьян.

«По тому, как вольготно, с сытой леностью подремывала рыба на боку, похрустывала ртом, будто закусывая пластиком капусты, упрямое стремление ее быть ближе к человеку, лоб, как отлитый из бетона, по которому ровно гвоздем процарапаны полосы, картечины глаз, катающиеся без звука под панцирем лба, отчужденно, однако без умысла вперившиеся в него, бесстрашный взгляд -- все-все подтверждало: оборотень! Оборотень, вынашивающий другого оборотня, греховное, человечье есть в сладостных муках царь-рыбы» -- так воспринял появление огромного осетра Игнатьич, главный герой кульминационной новеллы «Царь-рыба». Это загадочное описание свидетельствует о каком-то неблагополучии в биографии героя: что-то напомнила ему рыба, в чем-то уличила... Но в чем?

Жил Игнатьич вполне добропорядочно: «от людей не отворачивался», «ко всем был внимателен», «при дележе добычи не крохоборничал». Умелец на все руки, у которого даже лодка была «чистенькая, сверкающая голубой и белой краской», и на ставенках нового дома красовались цветы, он и сам был аккуратный, подтянутый. Вполне положительный тип. Но внутри себе на уме. На реке у него «три конца» -- три причала, а на «концах» тяжелые якорницы, чтоб лодку не относило, когда он переставляет «самоловы» для ловли красной рыбы. Он браконьер высшей пробы. Во время последней, возможно, для него рыбалки Игнатьичу вспомнился было наказ деда: попалась царь-рыба, «брать за жабры осетрину» -- и в воду, на волю. Но препоны разорвались, в голове и сердце твердость: одолею рыбу! Я царь, а не она! Писатель показывает поединок выдохшейся, измученной рыбины с человеком не на жизнь, а на смерть, где все наши симпатии на стороне Природы, а не того, кто издевается над ней. Своей книгой В. Астафьев утверждал простую и ясную мысль: природа и человек «повязаны одним смертельным концом»: погибнет природа -- погибнет и человечество.

Поэма А.А. Вознесенского (род. 1933) «Ров» написана в лучших традициях гражданской поэзии. Поводом к ее созданию послужили события на Симферопольском шоссе и судебный процесс, имевший место в начале 1984 г. в Москве. Судили наших современников, которые по ночам в 10 километрах от Симферополя разрывали могилы с жертвами 1941--1945 гг. и при свете автомобильных фар выдирали клещами золотые коронки. «Череп, за ним другой. Два крохотных, детских... Черепа лежали грудой, эти загадки мироздания -- коричнево-темные от долгих подземных лет, -- словно огромные грибы-дымовики», -- плакал над ними русский поэт:

Черепа. Тамерлан. Не вскрывайте гробниц!

Разразится оттуда война.

Не порежьте лопатой духовных грибниц!

Повылазит страшней, чем чума.

Симферопольский не прекратился процесс.

Связь распалась времен?

Психиатра -- в зал!

Как предотвратить бездуховный процесс,

Что условно я «алчью» назвал?!

«Геноцид заложил этот клад», немцы расстреляли 12 тысяч жертв, а мы, «кладбище современных душ», не золотишко воруем, а себя истребляем. У Вознесенского эта мысль выражена емкой метафорой: «Ангел смерти является за душой, как распахнутый страшный трельяж». Насыщенная образность (от библейских мотивов до сегодняшнего дня), интеллектуальная поэзия конца XX в. нужны Вознесенскому не ради «изящной словесности», а для того, чтобы излечить общество «шоковой информацией». Алчность в любом виде порождает философию вседозволенности, сочетающейся с инстинктом власти и честолюбием. «Алчь», по Вознесенскому, делит людей на два лагеря: тех, кто болен ею (замминистра, зарывающий награбленное в саду на даче, браконьеры на Байкале, сделавшие озеро мертвым, виновники Чернобыльской катастрофы, рэкетиры всех мастей), и тех, кто ее не приемлет (люди нравственно чистые, в том числе и лирический герой поэмы, считающий себя должником мальчика XXI в. за отравленную воду, уничтоженные леса, погубленную природу). Такая полярность человеческого материала изумляет, но и обнадеживает: не все в нашем мире погибло, есть люди с «нестандартными умами» («Мне дороже ондатр среди ярких снегов мировой нестандарт нестандартных умов»). В главке «Перед ремонтом» нарисована символическая картина: человек на стремянке снимает огромное полотно Иванова «Явление Христа народу». (Картина уходит от народа в запасный фонд. «Последним капитан уходит с судна -- не понятый художником Христос».)