Главная → Умные статусы → Херсонские корни футуристической группы «Гилея. Херсонские корни футуристической группы «Гилея Другие группировки футуристов

Херсонские корни футуристической группы «Гилея. Херсонские корни футуристической группы «Гилея Другие группировки футуристов

Кубофутуризм (“Гилея”)

Кубофутуризм – направление в искусстве 1910-х гг., наиболее характерное для русского художественного авангарда тех лет, стремившееся соединить принципы кубизма (разложение предмета на составляющие структуры) и футуризма (развитие предмета в “четвертом измерении”, т. е. во времени).

Когда заходит речь о русском футуризме, то сразу приходят на ум имена кубофутуристов – участников группы “Гилея”. Они запомнились и своим вызывающим поведением, и шокирующим внешним видом (знаменитая желтая кофта Маяковского, розовые сюртуки, пучки редиски и деревянные ложки в петлицах, раскрашенные неведомыми знаками лица, эпатажные выходки во время выступлений), и скандальными манифестами и резкими полемическими выпадами против литературных оппонентов, и тем, что в их ряды входил Владимир Маяковский, единственный из футуристов, “не гонимый” в советское время.

В 1910-х годах прошлого века известность “гилейцев” действительно превосходила остальных представителей этого литературного течения. Возможно, потому, что их творчество наиболее соответствовало канонам авангарда.

“Гилея” – первая футуристическая группа. Они называли себя также “кубофутуристы” или “будетляне” (это название предложил Хлебников). Годом ее основания принято считать 1908-й, хотя основной состав сложился в 1909–1910 гг. “Мы и не заметили, как стали гилейцами. Это произошло само собой, по общему молчаливому соглашению, точно так же, как, осознав общность наших целей и задач, мы не принесли друг другу ганнибаловых клятв в верности каким бы то ни было принципам”. Поэтому постоянного состава у группы не было.

В начале 1910 года в Петербурге “Гилея” заявила о своем существовании в составе Д. и Н. Бурлюков, В. Хлебникова, В. Маяковского, В. Каменского, Е. Гуро, А. Крученых и Б. Лившица. Именно они стали представителями наиболее радикального фланга русского литературного футуризма, который отличался революционным бунтом, оппозиционной настроенностью против буржуазного общества, его морали, эстетических вкусов, всей системы общественных отношений.

Кубофутуризм принято считать результатом взаимовлияния поэтов-футуристов и живописцев-кубистов. Действительно, литературный футуризм был тесно связан с авангардными художественными группировками 1910-х годов, такими как “Бубновый валет”, “Ослиный хвост”, “Союз молодежи”. Активное взаимодействие поэзии и живописи, безусловно, явилось одним из важнейших стимулов формирования кубофутуристической эстетики.

Первым совместным выступлением кубофутуристов в печати стал поэтический сборник “Садок судей”, фактически определивший создание группы “Гилея”. В числе авторов альманаха Д. и Н. Бурлюки, Каменский, Хлебников, Гуро, Ек. Низен и др. Иллюстрации выполнили Д. и В. Бурлюки.

Идея исчерпанности культурной традиции прежних веков была исходным пунктом эстетической платформы кубофутуристов. Программным стал их манифест, носивший намеренно скандальное название “Пощечина общественному вкусу”. В нем декларировался отказ от искусства прошлого, звучали призывы “сбросить Пушкина, Достоевского, Толстого и проч., и проч. с парохода современности”.

Впрочем, несмотря на достаточно резкий тон и полемический стиль манифеста, в альманахе было высказано немало идей о путях дальнейшего развития искусства, сближения поэзии и живописи. За внешней бравадой его авторов стояло серьезное отношение к творчеству. И знаменитая эпатажная фраза о Пушкине, не допускающая, казалось бы, иных интерпретаций, объяснялась Хлебниковым, которому, собственно, и принадлежала, совсем по-другому: “Будетлянин – это Пушкин в освещении мировой войны, в плаще нового столетия, учащий праву столетия смеяться над Пушкиным XIX века” и звучала уже совсем не эпатажно. В другой декларации (1913 г.) Хлебников писал: “Мы оскорблены искажением русских глаголов переводными значениями. Мы требуем раскрыть пушкинские плотины и сваи Толстого для водопадов и потоков черногорских сторон надменного русского языка… Помимо завываний многих горл, мы говорим: “И там и здесь одно море””. А. Е. Парнис, комментируя это высказывание, констатирует: “Декларативный тезис Хлебникова, внешне направленный против классиков – Пушкина и Толстого, против их языковых канонов, на самом деле диалектически обращен к их же авторитету, в первую очередь к Пушкину: хлебниковская метафора “одно море” явно восходит к известному пушкинскому “Славянские ль ручьи сольются в русском море?””.

В том же духе высказывается другой футурист, С. Третьяков:

“Издевка над кумирами: Пушкиным и Лермонтовым и т. д. – это… прямой удар по тем мозгам, которые, впитав в себя со школьной скамьи дух ленивой авторитарности, никогда не пытались дать себе отчета о той воистину футуристической роли, которую для своего времени сыграл хотя бы охальник Пушкин, принесший в офранцуженные салоны по существу самую простонародную частушку, а теперь, через сто лет, разжеванный и привычный, сделался аршином изящного вкуса и перестал быть динамитом! Не Пушкин мертвый, в академических томах и на Тверском бульваре, а живой сегодняшний Пушкин, через столетие живущий с нами в словесных и идейных взрывах футуристов, продолжающих сегодня работу, которую он проделывал над языком позавчера…”.

Публикация “Пощечины” была воспринята общественностью в основном отрицательно, как факт безнравственности и дурновкусия. Но кубофутуристы считали, что издание этой книги официально утвердило футуризм в России (хотя само слово “футуризм” в тексте не упоминалось ни разу).

В феврале 1913 г. в том же издательстве выходит (тоже на обоях, но в увеличенном формате) “Садок судей II”. Если в первом манифесте речь шла в основном об идеологии футуристов, то здесь – о поэтических приемах, способных осуществить эти идеи на практике.

Один из основоположников течения, В. Хлебников активно занимался революционными преобразованиями в области русского языка. Он писал: “Найти, не разрывая круга корней, волшебный камень превращенья всех славянских слов одно в другое, свободно плавить славянские слова – вот мое первое отношение к слову. Это самовитое слово вне быта и жизненных польз. Увидя, что корни лишь призрак, за которыми стоят струны азбуки, найти единство вообще мировых языков, построенное из единиц азбуки, – мое второе отношение к слову”.

Хлебников, стремясь расширить границы языка и его возможности, много работал над созданием новых слов. Согласно его теории, слово лишается смыслового значения, приобретая субъективную окраску: “Гласные мы понимаем, как время и пространство (характер устремления), согласные – краска, звук, запах”.

Само понятие смысла слова с уровня звуковой ассоциации отныне переместилось на уровни графических построений и связей внутри одного слова по структурным признакам. Лексическое обновление литературных текстов теперь достигалось внесением в него вульгаризмов, терминов технического характера, изобретением непривычных словосочетаний, отказом от знаков препинания. Одни поэты производили новые слова из старых корней (Хлебников, Каменский, Гнедов), другие раскалывали их рифмой (Маяковский), третьи с помощью стихотворного ритма придавали словам неправильные ударения (Крученых). Все это вело к депоэтизации языка.

Вслед за синтаксическими смещениями начали возникать смещения смысловые. Это проявлялось в нарочитой нестыковке фраз, в замене необходимого по смыслу слова противоположным ему по значению.

Большую роль играло теперь визуальное воздействие стихотворения. “Мы стали придавать содержание словам по их начертательной и фонетической характеристике . Во имя свободы личного случая мы отрицаем правописание. Мы характеризуем существительное не только прилагательными… но и другими частями речи, также отдельными буквами и числами”. Суть стихотворчества переместилась с вопросов “содержания” текста на вопросы “формы” (“не что, а как ”). Для этого футуристы применяли фигурное построение стиха, где активно использовалась приемы рифмовки не конечных, а начальных слов, а также внутренние рифмы или способ расположения строк “лесенкой”.

Проявляя обостренное чутье к слову, футуристы доходили до абсурда, занимаясь конструированием. Особое значение они придавали словотворчеству, “самовитому слову”. В программной статье “Слово как таковое” были приведены заумные строки:

Результатом подобной деятельности футуристов явился небывалый всплеск словотворчества, что в конце концов привело к созданию теории “заумного языка” – зауми.

В литературном плане заумь являлась своеобразной акцией в защиту “самовитого слова” против того подчиненного значения, которое имело слово в поэтике символизма, где оно играло лишь подсобную роль в создании символа и где поэтическая лексика была чрезвычайно строго отделена от словаря разговорной речи.

В статье Л. Тимофеева, характеризующей данное явление, говорится, что “уже акмеизм значительно раздвинул свои словарные границы, еще дальше шел эгофутуризм. Не удовлетворяясь включением в поэтический словарь разговорного языка, кубофутуризм еще более расширял его лексические и звуковые возможности, идя по двум линиям: первая линия – создание новых слов из старых корней (в этом случае значение слова сохранялось), вторая линия, т. е. именно заумь – создание новых звуковых комплексов, лишенных значения, – доводившая этот процесс возвращения слову его “прав” до абсурда”.

Заумь явилась одним из основных творческих принципов русского кубофутуризма. В “Декларации заумного языка” Хлебников, Г. Петников и Крученых так определяли сущность зауми: “Мысль и речь не успевают за переживанием вдохновенного, поэтому художник волен выражаться не только общим языком… но и личным… и языком, не имеющим определенного значения (не застывшим), заумным. Общий язык связывает, свободный – позволяет выразиться полнее. Заумь пробуждает и дает свободу творческой фантазии, не оскорбляя ее ничем конкретным”.

Заумь, таким образом, представляется или сочетанием звуков, не имеющих значения, или таковых же слов. Новаторство футуристов являлось оригинальным, но, как правило, было лишено здравого смысла. М. Вагнер отмечает, что “от одного словесного корня футуристы производили целый ряд неологизмов, которые, однако, не вошли в живой, разговорный язык. Хлебников считался открывателем словесных “Америк”, поэтом для поэтов. Он обладал тонким чувством слова в направлении поисков новых слов и словосочетаний. Например, от основы глагола “любить” он создал 400 новых слов, из которых, как и следовало ожидать, ни одно не вошло в поэтический обиход”.

Новаторская поэтика Хлебникова была созвучна устремлениям будетлян. После выхода “Садка судей II” стали появляться другие коллективные и индивидуальные сборники столь же эпатирующего свойства, где публиковались и обсуждались стихи футуристов: “Дохлая луна”, “Рыкающий Парнас”, “Танго с коровами”, “Взорваль”, “Я!”, “Затычка”, “Требник троих” и другие.

Впрочем, у набиравшего силу движения тут же появилась масса эпигонов и подражателей, пытающихся на волне модного литературного течения превратить свои опусы в ходовой товар, не чуждый этакого “модерна”, и забывающих, что подражание полезно только для учебы. И можно вполне согласиться с утверждением О. Рыковой о том, что “поэты-футуристы, несмотря на общность предъявленных манифестов, безусловно различались творческими исканиями и глубиной. Бездарности пользовались одним лишь эпатажем, а истинные поэты со временем “переросли” существующее движение и остались в литературном процессе конкретными личностями – по-другому и быть не могло”.

Весной 1914 года была предпринята попытка создать “официоз” кубофутуризма, каким должен был стать “Первый журнал русских футуристов”, вышедший в созданном братьями Бурлюками “Издательстве первого журнала русских футуристов”. Но издание прекратилось после первого номера – началась война.

Это самым непосредственным образом коснулось “Гилеи”, которая к концу 1914 года прекратила свое существование как единая группа. Ее члены пошли каждый своим путем. Многие футуристы покинули Москву и Петроград, скрываясь от призыва, либо, напротив, попав на фронт.

Молодежь, в мирное время составлявшая основную благодатную аудиторию футуристов, была мобилизована. Интерес в обществе к “футуристическим дерзостям” стал быстро падать.

При всех кардинальных внешних различиях история кубофутуризма в России поразительно напоминает судьбу русского символизма. Такое же яростное непризнание на первых порах, тот же шум при рождении (у футуристов только значительно более сильный, перераставший в скандал). Вслед за этим быстрое признание передовых слоев литературной критики, триумф, огромные надежды. Внезапный срыв и падение в пропасть в тот момент, когда казалось, что перед ним открылись небывалые доселе в русской поэзии возможности и горизонты.

Исследуя футуризм на заре его зарождения, Николай Гумилев писал: “Мы присутствуем при новом вторжении варваров, сильных своею талантливостью и ужасных своею небрезгливостью. Только будущее покажет, “германцы” ли это, или… гунны, от которых не останется и следа”.

Что ж, сегодня, по прошествии почти столетия, можно с уверенностью сказать, что искусство многих “будетлян” выдержало испытание временем.

Где Гилеей (Hylaea) он называет часть Скифии за устьем Днепра . Здесь в Таврической губернии находилось имение Чернянка, где прошло детство и юность братьев Бурлюков. В 2011 году усилиями энтузиастов найден дом в селе Чернянка, где происходило рождение группы, ранее считавшийся не сохранившимся.

Деятельность группы

Среди поэтических групп начала XX в. «Гилея» была самой «левой » и наиболее громкой из всех футуристических групп. Имела своё издательство «ЕУЫ», «гилейцы» принимали участие в многочисленных тогда литературных диспутах, пропагандируя левое искусство. Группа выпустила альманахи: «Пощечина общественному вкусу », «Садок судей 2», «Требник троих», «Трое», «Дохлая луна» (все в 1913 году), «Молоко кобылиц», «Затычка», «Рыкающий Парнас», «Первый журнал русских футуристов» (все в 1914 году), «Весеннее контрагентство муз», «Взял» (оба в 1915 году).

Деятельности будетлян во многом помогал меценат Л. И. Жевержеев ; после того, как он перестал давать деньги на издания и спектакли ― объединение распалось.

Название существующего с 1989 года издательства «Гилея » взято в честь литературной группы.

Напишите отзыв о статье "Гилея (группа)"

Литература

Лившиц В . Полутораглазый стрелец, Л., 1933;
Харджиев Н . , Тренин В. Поэтическая культура Маяковского, М., 1970;
Markov V. Russian futurism: a history, L., 1969
Любославская Т . Хроника объединения «Союз молодежи» // Искусство. 1990. № 9. С. 57-64;
Крусанов А. В. Русский авангард, 1907-1932: Ист. обзор. СПб., 1996. Т. 1.
Северюхин Д. Я ., Лейкинд О. Л. Золотой век художественных объединений в России и СССР (1820-1932). Санкт-Петербург.: Издательство Чернышёва. 1992. ISBN 5-85555-004-4

Ссылки

Отрывок, характеризующий Гилея (группа)

– Нет, не говорила... Лишь попросила прочитать это вам всем. – возмущённо произнёс Симон. – Если бы она не погибла, разве, казалось бы это странным!? И разве это моя вина, что я оказался рядом? Если бы я ИХ не нашёл, возможно, ещё сейчас вы бы не знали, что с ними такое случилось!..
Очень тяжело было осуждать его, не зная правды. Все они были Рыцарями Радомира. Самыми близкими боевыми друзьями, прошедшими вместе опасный и долгий путь... Но как бы ни старались Храмовики думать положительно, произошедшее настораживало – очень уж необычно всё совпадало...

Я стояла потрясённая, не желая верить, что самая чудесная на Земле Империя была разрушена так предельно просто!.. Опять же, это было другое время. И мне трудно было судить, насколько сильны тогда были люди. Но ведь Катары обладали чистейшими, никогда не сдававшимися, гордыми сердцами, позволявшими им идти, не ломаясь, на страшные человеческие костры. Как же могли они поверить, что такое позволила бы Золотая Мария?..
Задумка церкви была, и правда, дьявольски гениальной... На первый взгляд даже казалось, что она несла «новым» Катарам лишь добро и любовь, не позволяя отнимать чью-то жизнь. Но это только на первый взгляд... По-настоящему же, сие «бескровное» учение полностью обезоруживало Катар, делая их беспомощными против жестокой и кровожадной армии Папы. Ведь, насколько я понимала, церковь не нападала, пока Катары оставались воинами. Но после смерти Золотой Марии и гениального плана «святейших» отцов, церковникам требовалось лишь чуточку подождать, пока Катары по своему желанию станут беспомощными. И вот тогда – напасть... Когда уже некому будет сопротивляться. Когда Рыцарей Храма останется малая горсточка. И когда победить Катар будет очень просто. Даже не замарав в их крови своих нежных, холёных рук.
От этих мыслей меня замутило... Всё было слишком легко и просто. И очень страшно. Поэтому, чтобы хоть на минуту отвлечься от грустных мыслей, я спросила:
– Видел ли ты когда-то Ключ Богов, Север?
– Нет, мой друг, я видел его лишь через Магдалину, как сейчас видела ты. Но могу сказать тебе, Изидора, он не может попасть в «тёмные» руки, скольких бы человеческих жертв это бы ни стоило. Иначе не будет более нигде такого названия – Мидгард... Это слишком большая сила. И попади она в руки к Думающим Тёмным, ничто уже не остановит их победного шествия по оставшимся Землям... Знаю, как тяжело понять это сердцем, Изидора. Но иногда мы обязаны мыслить объятно. Обязаны думать за всех приходящих... и проследить за тем, чтобы им наверняка было бы куда приходить...
– Где сейчас Ключ Богов? Знает ли это кто-нибудь, Север? – неожиданно серьёзно спросила до сих пор молчавшая, Анна.
– Да, Аннушка, частично – знаю я. Но не могу об этом тебе сказать, к сожалению... В одном я уверен, что придёт тот день, когда люди, наконец, окажутся достойными, и Ключ Богов засверкает вновь на вершине Северной Страны. Только пройдёт до этого ещё не одна долгая сотня лет...
– Но мы ведь скоро погибнем, чего же тебе бояться, Север? – сурово спросила Анна. – Расскажи нам, пожалуйста!
Он посмотрел на неё с удивлением и, чуть подождав, медленно ответил.
– Ты права, милая. Думаю, вы достойны это узнать... После жестокой смерти Золотой Марии, Радан увёз Ключ Богов в Испанию, чтобы передать его в руки Светодару. Он считал, что, даже будучи столь молодым, Светодар сохранит доверенное ему сокровище. Если понадобится, даже ценой своей драгоценной жизни. Намного позже, будучи уже взрослым человеком, уходя на поиски Странника, Светодар забрал с собою дивное сокровище. А после, через шесть десятков долгих и сложных прожитых лет, уже уходя домой, он решил, что надёжнее и правильнее всего будет оставить Ключ Богов там, в Северной Стране, во избежание возможной беды в его родной Окситании. Он не ведал, какие новости ждут его дома. И рисковать Ключом Богов не желал.

Зимой 1911 в село Чернянка Нижне-Днепровского уезда Таврической губернии, где проживала семья Бурлюков, в гости в братьям Давиду, Владимиру и Николаю приехал молодой поэт Бенедикт Лившиц - разбирать бумаги гостившего здесь недавно Хлебникова. «На четвертушках, на полулистах, порой просто на обрывках… разбегались во всех направлениях записи самого разного содержания… понимание языка как искусства находило себе красноречивейшее подтверждение в произведениях Хлебникова, с той только потрясающей оговоркой, что процесс, мыслившийся до сих пор, как функция коллективного сознания целого народа, был воплощен в творчестве одного человека… - рассказывал впоследствии Б. Лившиц, оставивший о своем пребывании в Чернянке довольно обширные воспоминания: «Это было непрерывное творческое кипение, обрывавшееся только во сне». «Давид продолжал заниматься сложными композициями, в «пейзажах с несколькими точками зрения», осуществляя на практике свое учение о множественной перспективе… Нежная любовь к материалу, отношение к технике воспроизведения предмета на плоскости как к чему-то имманентному самой сути изображаемого побуждали Бурлюков испытывать свои силы во всех видах живописи - масле, акварели, темпере, от красок переходить к карандашу, заниматься офортом, гравюрой…».

Древнегреческое наименование местности, где находилась Чернянка - Гилея - было выбрано для названием литературной группы, в которую кроме Бурлюков и Лившица вошли также Хлебников и В. Каменский. А следующий зимой - 1912 - студент Московского Училища живописи, ваяния и зодчества Д. Бурлюк (к тому времени уже участник нескольких выставок «новой» живописи) и совсем молодой студент того же училища В. Маяковский проводят «памятнейшую ночь»: «Разговор…. У Давида - гнев обогатившего современников мастера, у меня - пафос социалиста, знающего неизбежность крушения старья. Родился российский футуризм», - писал Маяковский.

Программой российского футуризма, точнее той его группы, которая сначала называла себя «Гилея», а в историю литературы вошла как группа кубофутуристов (почти все поэты-гилейцы - в той или иной степени - были и живописцами, приверженцами кубизма) создали манифесты, опубликованные в сборнике Пощечина общественному вкусу (1912): и Садок судей II (1913)

Только мы - лицо нашего Времени…

Бросить Пушкина, Достоевского, Толстого и проч. и проч. с Парохода современности…

Д. Бурлюк, Александр Крученых, В. Маяковский, Виктор Хлебников

(Из пощечины общественному вкусу)

«…Мы выдвинули впервые новые принципы творчества, кои нам ясны в следующем порядке:

Мы перестали рассматривать словопостроение и словопроизношение по грамматическим правилам, став видеть в буквах лишь направляющее речи. Мы расшатали синтаксис.

Мы стали придавать содержание словам по их начертательной и фонической характеристике.

8. Нами сокрушены ритмы. Хлебников выдвинул поэтический размер живого разговорного слова…
12. Мы во власти новых тем: ненужность, бессмысленность, тайна властной ничтожности воспеты нами….
13. … Мы новые люди новой жизни.

Давид Бурлюк, Елена Гуро, Николай Бурлюк, Владимир Маяковский, Екатерина Низен, Виктор Хлебников, Бенедикт Лившиц, А. Крученых

(Из Садка судей II).

Каждый из подписавших эти манифесты так или иначе отражал их принципы в своем творчестве. А. Крученых писал такие стихи:

Та са мае

ха ра бау

Саем сию дуб

радуб мола

В последствии он сам назвал язык своих стихов «заумным» (не вкладывая в это понятие никакого отрицательного оттенка). В. Каменский издавал «железобетонные поэмы» (стихокартины), где собственно живопись перемежалась с текстом, который также представлял собой некую художественную композицию (игра шрифтами, отсутствие фраз: только слова и словосочетания и пр. выдумки).

В. Маяковский «сразу смазал карту будней» и стал едва ли не самой заметной фигурой русского футуризма.

Всю эту группу разношерстных поэтов и художников организовал и сплотил Д. Бурлюк. «Он был хорошим поваром футуризма и умел «вкусно подать поэта», - вспоминал впоследствии В. Шершеневич, - Маяковского он поднес на блюде публике, разжевал и положил в рот». Д. Бурлюк был организатором и многих изданий кубофутуристов: Дохлая луна: Сборник единственных футуристов мира!! Поэтов «Гилея» (М., «Гилея», 1913); Затычка, (М., «Гилея», 1914); Молоко кобылиц. Сборник (М., «Гилея», 1914) и др.

Уже само название сборников демонстрировало нарочитый антиэстетизм (пренебрежение к традиционным культурным ценностям) их авторов и составителей. Это подчеркивалось и внешним видом книг. Так, на задней обложке литографированной книги А. Крученых и В. Хлебникова Игра в аду (М., 1912) рисунок К. Малевича изображал черта с рогами и копытами.

Русские футуристы всячески открещивались от футуризма итальянского. В. Хлебников предложил даже отказаться от термина «футуризм», заменив его на «будетлянство», подчеркивая тем самым самобытный характер движения. Безусловно, «будетляне» многим обязаны русскому символизму (что, впрочем, они также отказывались признать). Они подхватили лозунг младших символистов о том, что поэзия должна стать объединяющим всех людей новым учением. (В отличие от символистов, «люди будущего» хотели приблизить это будущее как можно скорее и любыми средствами). Однако между русским футуризмом и его итальянским собратом, несомненно, было много общего: пренебрежение к культуре прошлого, желание создать не только новое искусство, но и новое общество (нового человека), урбанистические мотивы (особенно в творчестве В. Маяковского и В. Шершеневича), лозунг итальянцев «слова на свободе» и «самовитое слово» в манифестах кубофутуристов.

Национализм у русских футуристов в целом был менее развит и не так агрессивен, чем у итальянцев, несмотря на праславяно - «азийскую» тематику многих произведений В. Хлебникова, фольклорную окраску некоторых стихов А. Крученых, В. Каменского…

Русские футуристы, как и итальянцы. эпатировали публику не только своими произведениями, но и внешним видом, манерой держаться. Газета того времени описывала одно из выступлений футуристов: «Занавес раскрывается. На сцене сидят три «пророка» в шутовских нарядах. В середине Маяковский в желтой кофте, черном галстуке, с цветком в петлице. По одну сторону - Бурлюк - в грязно-сером сюртуке, щеки и лоб его расписаны синей и красной краской. По другую - Каменский, в черном плаще с блестящими звездами и аэропланом на лбу. Сим странным способом этот господин, очевидно, желает сообщить публике, что он не только сочиняет стихи, но и водит самолеты.

Крики, свист, аплодисменты»

Зимой 1913-1914 футуристы ездят с выступлениями по югу России, везде вызывая скандальный интерес. «Веселым годом» назвал впоследствии В. Маяковский это время в своей автобиографии Я сам. («Вечера. Лекции. Губернаторство настораживалось. В Николаеве нам предложили не касаться ни начальства, ни Пушкина. Часто обрывались полицией на полуслове доклада»). В результате этого турне группы футуристов появились во многих городах России.

Вместе с «гилейцами» в поездке участвовал петербургский поэт Игорь Северянин (Лотарев Игорь Васильевич).

4823

Кубофутуризм — направление в искусстве 1910-х гг., наиболее характерное для русского художественного авангарда тех лет, стремившееся соединить принципы кубизма (разложение предмета на составляющие структуры) и футуризма (развитие предмета в «четвертом измерении», т. е. во времени).

Когда заходит речь о русском футуризме, то сразу приходят на ум имена кубофутуристов — участников группы «Гилея». Они запомнились и своим вызывающим поведением, и шокирующим внешним видом (знаменитая желтая кофта Маяковского, розовые сюртуки, пучки редиски и деревянные ложки в петлицах, раскрашенные неведомыми знаками лица, эпатажные выходки во время выступлений), и скандальными манифестами и резкими полемическими выпадами против литературных оппонентов, и тем, что в их ряды входил Владимир Маяковский , единственный из футуристов, «не гонимый» в советское время.

В 1910-х годах прошлого века известность «гилейцев» действительно превосходила остальных представителей этого литературного течения. Возможно, потому, что их творчество наиболее соответствовало канонам авангарда.

«Гилея» — первая футуристическая группа. Они называли себя также «кубофутуристы» или «будетляне» (это название предложил Хлебников ). Годом ее основания принято считать 1908-й, хотя основной состав сложился в 1909-1910 гг. «Мы и не заметили, как стали гилейцами. Это произошло само собой, по общему молчаливому соглашению, точно так же, как, осознав общность наших целей и задач, мы не принесли друг другу ганнибаловых клятв в верности каким бы то ни было принципам». Поэтому постоянного состава у группы не было.

В начале 1910 года в Петербурге «Гилея» заявила о своем существовании в составе Д. и Н. Бурлюков, В. Хлебникова, В. Маяковского, В. Каменского, Е. Гуро, А. Крученых и Б. Лившица. Именно они стали представителями наиболее радикального фланга русского литературного футуризма, который отличался революционным бунтом, оппозиционной настроенностью против буржуазного общества, его морали, эстетических вкусов, всей системы общественных отношений.

Кубофутуризм принято считать результатом взаимовлияния поэтов-футуристов и живописцев-кубистов. Действительно, литературный футуризм был тесно связан с авангардными художественными группировками 1910-х годов, такими, как «Бубновый валет», «Ослиный хвост», «Союз молодежи». Активное взаимодействие поэзии и живописи, безусловно, явилось одним из важнейших стимулов формирования кубофутуристической эстетики.

Первым совместным выступлением кубофутуристов в печати стал поэтический сборник «Садок судей», фактически определивший создание группы «Гилея». В числе авторов альманаха Д. и Н. Бурлюки, Каменский, Хлебников, Гуро, Ек. Низен и др. Иллюстрации выполнили Д. и В. Бурлюки.

Идея исчерпанности культурной традиции прежних веков была исходным пунктом эстетической платформы кубофутуристов. Программным стал их манифест, носивший намеренно скандальное название «Пощечина общественному вкусу». В нем декларировался отказ от искусства прошлого, звучали призывы «сбросить Пушкина, Достоевского, Толстого и проч., и проч. с парохода современности».

Впрочем, несмотря на достаточно резкий тон и полемический стиль манифеста, в альманахе было высказано немало идей о путях дальнейшего развития искусства, сближения поэзии и живописи. За внешней бравадой его авторов стояло серьезное отношение к творчеству. И знаменитая эпатажная фраза о Пушкине, не допускающая, казалось бы, иных интерпретаций, объяснялась Хлебниковым, которому, собственно, и принадлежала, совсем по-другому: «Будетлянин — это Пушкин в освещении мировой войны, в плаще нового столетия, учащий праву столетия смеяться над Пушкиным XIX века» и звучала уже совсем не эпатажно. В другой декларации (1913 г.) Хлебников писал: «Мы оскорблены искажением русских глаголов переводными значениями. Мы требуем раскрыть пушкинские плотины и сваи Толстого для водопадов и потоков черногорских сторон надменного русского языка… Помимо завываний многих горл, мы говорим: „И там и здесь одно море“». А. Е. Парнис, комментируя это высказывание, констатирует: «Декларативный тезис Хлебникова, внешне направленный против классиков — Пушкина и Толстого, против их языковых канонов, на самом деле диалектически обращен к их же авторитету, в первую очередь к Пушкину: хлебниковская метафора „одно море“ явно восходит к известному пушкинскому „Славянские ль ручьи сольются в русском море?“»

В том же духе высказывается другой футурист, С. Третьяков: «Издевка над кумирами: Пушкиным и Лермонтовым и т. д.- это… прямой удар по тем мозгам, которые, впитав в себя со школьной скамьи дух ленивой авторитарности, никогда не пытались дать себе отчета о той воистину футуристической роли, которую для своего времени сыграл хотя бы охальник Пушкин, принесший в офранцуженные салоны по существу самую простонародную частушку, а теперь, через сто лет, разжеванный и привычный, сделался аршином изящного вкуса и перестал быть динамитом! Не Пушкин мертвый, в академических томах и на Тверском бульваре, а живой сегодняшний Пушкин, через столетие живущий с нами в словесных и идейных взрывах футуристов, продолжающих сегодня работу, которую он проделывал над языком позавчера…»

Публикация «Пощечины» была воспринята общественностью в основном отрицательно, как факт безнравственности и дурновкусия. Но кубофутуристы считали, что издание этой книги официально утвердило футуризм в России (хотя само слово «футуризм» в тексте не упоминалось ни разу).

В феврале 1913 г. в том же издательстве выходит (тоже на обоях, но в увеличенном формате) «Садок судей II». Если в первом манифесте речь шла в основном об идеологии футуристов, то здесь — о поэтических приемах, способных осуществить эти идеи на практике.

Один из основоположников течения, В. Хлебников активно занимался революционными преобразованиями в области русского языка. Он писал: «Найти, не разрывая круга корней, волшебный камень превращенья всех славянских слов одно в другое, свободно плавить славянские слова — вот мое первое отношение к слову. Это самовитое слово вне быта и жизненных польз. Увидя, что корни лишь призрак<и>, за которыми стоят струны азбуки, найти единство вообще мировых языков, построенное из единиц азбуки,- мое второе отношение к слову».

Хлебников, стремясь расширить границы языка и его возможности, много работал над созданием новых слов. Согласно его теории, слово лишается смыслового значения, приобретая субъективную окраску: «Гласные мы понимаем, как время и пространство (характер устремления), согласные — краска, звук, запах».

Большую роль играло теперь визуальное воздействие стихотворения. «Мы стали придавать содержание словам по их начертательной и фонетической характеристике. <...> Во имя свободы личного случая мы отрицаем правописание. Мы характеризуем существительное не только прилагательными… но и другими частями речи, также отдельными буквами и числами». Суть стихотворчества переместилась с вопросов «содержания» текста на вопросы «формы» («не что, а как»). Для этого футуристы применяли фигурное построение стиха, где активно использовалась приемы рифмовки не конечных, а начальных слов, а также внутренние рифмы или способ расположения строк «лесенкой».

Проявляя обостренное чутье к слову, футуристы доходили до абсурда, занимаясь конструированием. Особое значение они придавали словотворчеству, «самовитому слову». В программной статье «Слово как таковое» были приведены заумные строки:

Дыр бул щыл убешшур
скум вы со бу
р л эз

Результатом подобной деятельности футуристов явился небывалый всплеск словотворчества, что в конце концов привело к созданию теории «заумного языка» — зауми.

В литературном плане заумь являлась своеобразной акцией в защиту «самовитого слова» против того подчиненного значения, которое имело слово в поэтике символизма, где оно играло лишь подсобную роль в создании символа и где поэтическая лексика была чрезвычайно строго отделена от словаря разговорной речи.

В статье Л. Тимофеева, характеризующей данное явление, говорится, что «уже акмеизм значительно раздвинул свои словарные границы, еще дальше шел эгофутуризм. Не удовлетворяясь включением в поэтический словарь разговорного языка, кубофутуризм еще более расширял его лексические и звуковые возможности, идя по двум линиям: первая линия — создание новых слов из старых корней (в этом случае значение слова сохранялось), вторая линия, т. е. именно заумь — создание новых звуковых комплексов, лишенных значения, — доводившая этот процесс возвращения слову его „прав“ до абсурда».

Заумь явилась одним из основных творческих принципов русского кубофутуризма. В «Декларации заумного языка» Хлебников, Г. Петников и Крученых так определяли сущность зауми: «Мысль и речь не успевают за переживанием вдохновенного, поэтому художник волен выражаться не только общим языком… но и личным… и языком, не имеющим определенного значения (не застывшим), заумным. Общий язык связывает, свободный — позволяет выразиться полнее. Заумь пробуждает и дает свободу творческой фантазии, не оскорбляя ее ничем конкретным».

Заумь, таким образом, представляется или сочетанием звуков, не имеющих значения, или таковых же слов. Новаторство футуристов являлось оригинальным, но, как правило, было лишено здравого смысла. М. Вагнер отмечает, что «от одного словесного корня футуристы производили целый ряд неологизмов, которые, однако, не вошли в живой, разговорный язык. Хлебников считался открывателем словесных „Америк“, поэтом для поэтов. Он обладал тонким чувством слова <...> в направлении поисков новых слов и словосочетаний. Например, от основы глагола „любить“ он создал 400 новых слов, из которых, как и следовало ожидать, ни одно не вошло в поэтический обиход».

Новаторская поэтика Хлебникова была созвучна устремлениям будетлян. После выхода «Садка судей И» стали появляться другие коллективные и индивидуальные сборники столь же эпатирующего свойства, где публиковались и обсуждались стихи футуристов: «Дохлая луна», «Рыкающий Парнас», «Танго с коровами», «Взорваль», «Я!», «Затычка», «Требник троих» и другие.

Впрочем, у набиравшего силу движения тут же появилась масса эпигонов и подражателей, пытающихся на волне модного литературного течения превратить свои опусы в ходовой товар, не чуждый этакого «модерна», и забывающих, что подражание полезно только для учебы. И можно вполне согласиться с утверждением О. Рыковой о том, что «поэты-футуристы, несмотря на общность предъявленных манифестов, безусловно различались творческими исканиями и глубиной. Бездарности пользовались одним лишь эпатажем, а истинные поэты со временем „переросли“ существующее движение и остались в литературном процессе конкретными личностями — по-другому и быть не могло»?..

Весной 1914 года была предпринята попытка создать «официоз» кубофутуризма, каким должен был стать «Первый журнал русских футуристов», вышедший в созданном братьями Бурлюками «Издательстве первого журнала русских футуристов». Но издание прекратилось после первого номера — началась война.

Это самым непосредственным образом коснулось «Гилей», которая к концу 1914 года прекратила свое существование как единая группа. Ее члены пошли каждый своим путем. Многие футуристы покинули Москву и Петроград, скрываясь от призыва, либо, напротив, попав на фронт.

Молодежь, в мирное время составлявшая основную благодатную аудиторию футуристов, была мобилизована. Интерес в обществе к «футуристическим дерзостям» стал быстро падать.

Исследуя футуризм на заре его зарождения, Николай Гумилев писал: «Мы присутствуем при новом вторжении варваров, сильных своею талантливостью и ужасных своею небрезгливостью. Только будущее покажет, „германцы“ ли это, или… гунны, от которых не останется и следа».

Что ж, сегодня, по прошествии почти столетия, можно с уверенностью сказать, что искусство многих «будетлян» выдержало испытание временем.

(культ будущего и дискриминацию прошлого вместе с настоящим). Кубизм возник во Франции (Пикассо и Брак), футуризм – в Италии (итальянский поэт Филиппо Маринетти), а кубофутуризм наибольшее развитие получил в России, причём здесь он был особенно популярен как в живописи, так и в поэзии. Кубофутуризм имел и другие названия: Новая эстетика, Русский кубизм. Кубофутуризм просуществовал всего несколько лет – с 1911 по 1916 гг. и являл собой эклектику (соединение разнородных, внутренне не связанных и, возможно, несовместимых взглядов, идей, концепций, стилей). Кубофутуризм стал как бы переходным этапом к крупнейшим направлениям, созданным русским авангардом – супрематизму К. Малевича, конструктивизму В. Татлина, аналитическому искусству П. Филонова и др. Русский кубофутуризм стал совершенно оригинальным явлением, отличаясь радикализмом, постоянно потрясавшим свои собственные основы и выводившим искусство на новые и новые пути.

Кубофутуризм в живописи

В стиле кубофутуризма в разные периоды своего творчества работали художники К. Малевич, Д. Бурлюк, Н. Гончарова, О. Розанова, Л. Попова, Н. Удальцова, А. Экстер, А. Богомазов и др. О некоторых из них мы расскажем в статьях о соответствующих направлениях в живописи.
В 1910 г. в Москве на Воздвиженке, в доме Экономического общества офицеров состоялась выставка «Бубновый валет», которая и дала название художественному объединению. Выставка пользовалась огромным интересом у публики, но в прессе вызвала неоднозначную реакцию: появилось множество карикатур, фельетонов и язвительных репортажей о выставке.

Михаил Ларионов «Портрет Натальи Гончаровой» (1907)
В художественное объединение «Бубновый валет» вошли художники Р. Фальк, А. Лентулов, И. Машков, А. Куприн, П. Кончаловский, Н. Гончарова, М. Ларионов, В. и Д. Бурлюки, Н. Кульбин, К. Малевич и др.
Название объединению придумал М. Ларионов в противовес главным художественным направлениям начала XX в. – модерну и символизму . Членам нового объединения казалось, что излишний эстетизм и многозначительность модерна и символизма не соответствует их художественной манере. А в чём же была особенность творчества объединения «Бубновый валет»? В их манере соединялись кубизм, фовизм и традиции русского народного творчества, и прежде всего – лубка, в котором можно было объемность форм на плоскости передать с помощью цвета. Члены «Бубнового валета» считали, что их творчество предназначается не для тонких ценителей искусства, а для всех. Поэтому натюрморты у них были простыми, как вывески в продуктовых лавках, такими же были портреты, пейзажи, бытовые сцены.

К. Малевич «Уборка ржи»
На выставках «Бубнового валета» экспонировались не только работы членов объединения, но и живших в Мюнхене В. Кандинского и А. Явленского, зарубежных художников Ж. Брака, А. Дерена, А. Матисса, П. Пикассо, А. Руссо, П. Синьяка и др.
«Бубновый валет», без сомнения, объединил очень талантливых и уникальных художников. В дальнейшем каждый из них пошёл своим путём, образовав свои направления и утвердив свои неповторимые принципы творчества. Например, М. Ларионов разработал теорию лучизма , В. Кандинский – абстракционизма , К. Малевич – супрематизма . Были и другие, не столь известные, концепции. «Бубновый валет» прекратил своё существование в 1917 г.
Но уже в 1911 г. часть членов объединения (Гончарова, Ларионов, Малевич и др.) организовали самостоятельное объединение «Ослиный хвост», которое просуществовало около 2 лет. Члены «Ослиного хвоста» попытались соединить в своем творчестве все современные достижения живописи с русским народным творчеством: лубком, иконописью , примитивизмом .

Д. Бурлюк «В церкви» (1922)
В марте-апреле 1913 г. в Москве в Художественном салоне на Большой Дмитровке была проведена крупная выставка «Мишень», которую организовал М. Ларионов. На выставке были показаны работы Н. Гончаровой, М. Ларионова, М. Ле-Дантю, К. Малевича, М. Шагала, А. Шевченко и др. Экспонировались также картины художников-самоучек, в том числе Н. Пиросманишвили, для которого эта выставка была единственной прижизненной, детские рисунки, вывески, работы неизвестных художников-примитивистов. Программные положения группы сформулировал М. Ларионов: «...Признание всех стилей, которые были до нас и созданы теперь, как-то: кубизма, футуризма, орфеизма ; провозглашаем всевозможные комбинации и смешение стилей. Нами создан собственный стиль «лучизм », имеющий в виду пространственные формы <...> Мы стремимся к Востоку и обращаем внимание на национальное искусство <...> Мы протестуем против рабского подчинения Западу, возвращающему нам наши же и восточные формы в опошленном виде и все нивелирующему...». На этой выставке была представлена первая картина в духе кубофутуризма К. Малевича – полуабстрактная композиция, изображающая геометрические формы, близкие к «машинной» ритмике (цилиндры, конусы и т. д.).

Картина К. Малевича
Наиболее полно искусство кубофутуристов было представлено на двух авангардистских выставках: «Трамвай В» в феврале 1915 г. и «0,10», проходившей в декабре 1915-январе 1916 гг., где Малевич впервые выставил картины в духе супрематизма.

К. Малевич «Утро после грозы»
Художники активно сотрудничали с поэтами-футуристами из группы «Гилея» (А. Крученых, В. Хлебников, Е. Гуро), восприняли от них многие новаторские художественно-эстетические идеи, за это они и получили прозвище «заумные реалисты». Порой их картины отличались абсурдностью и алогизмом, но К. Малевич считал это специфической чертой русского кубизма, утверждая, что «логика всегда ставила преграду новым подсознательным движениям и, чтобы освободиться от предрассудков, было выдвинуто течение алогизма».

К. Малевич «Музыкант»

Д. Бурлюк «Приход весны и лета» (1914)
Таким образом, кубофутуризм в живописи можно считать предшественником дадаизма и сюрреализма .
Современные художники также пишут картины в стиле кубофутутризма.

В. Кротков «Портрет В. Маяковского» (2012)

Кубофутуризм в литературе

Первой русской футуристической группой была группа «Будетляне», позднее превратившаяся в движение кубофутуристов.
Термин был образован от слова «будет» Велимиром Хлебниковым. Первоначально этот термин подчёркивал самобытность русского футуризма, который не повторял полностью положения Филиппо Маринетти, идеолога европейского футуризма. Будетлянство считало себя независимым явлением, продиктованным временем.
К будетлянам относились поэты Велимир Хлебников, Давид Бурлюк, Василий Каменский, Владимир Маяковский, Алексей Кручёных, а также художники Николай Кульбин, Казимир Малевич; композиторы Михаил Матюшин, Артур Лурье.

Бенедикт Лившиц
Летом 1910 г. будетляне во главе с Давидом Бурлюком стали называть себя группой «Гилея», это название русской литературно-художественной группы кубофутуристов было предложено поэтом Бенедиктом Лившицем.

Давид Бурлюк
Группа «Гилея» была наиболее громкой из всех футуристических групп. Она имела своё издательство «ЕУЫ», её представители участвовали во многих литературных диспутах, пропагандируя левое искусство. Группа выпустила альманахи: в 1913 г. «Пощечина общественному вкусу», «Садок судей 2», «Требник троих», «Трое», «Дохлая луна»; в 1914 г. «Молоко кобылиц», «Затычка», «Рыкающий Парнас», «Первый журнал русских футуристов»; в 1915 г. «Весеннее контрагентство муз», «Взял».

Елена Гуро
К поэтам-кубофутуристам относились Велимир Хлебников, Елена Гуро, Давид и Николай Бурлюки, Василий Каменский, Владимир Маяковский, Алексей Кручёных, Бенедикт Лившиц. Многие из них работали и как художники.

Д.Бурлюк «Портрет поэта-футуриста Василия Каменского» (1917)
Творчество «Гилеи» было во многом близко художникам «Бубнового валета», «Ослиного хвоста», «Мишени». «Гилея» вместе с объединением художников «Союз молодёжи» организовала театр «Будетлянин», где поставили трагедию «Владимир Маяковский» с автором в главной роли (художники П. Филонов и О. Розанова) и оперу А. Кручёных «Победа над солнцем» (художник К. Малевич, музыка М. Матюшина).
Члены литературно-художественной группы «Гилея» выделялись и своим вызывающим поведением, внешним видом. Здесь можно вспомнить знаменитую жёлтую блузу Маяковского, пучки редиски и деревянные ложки в петлицах, раскрашенные лица, эпатажные выходки во время выступлений. Манифесты их вызывали скандал, а с литературными оппонентами они были резки и непримиримы.

В. Маяковский
Особенно намеренно скандальным было название «Пощечина общественному вкусу». В нём звучали призывы «сбросить Пушкина, Достоевского, Толстого и проч., и проч. с парохода современности». Но в то же время в этом манифесте высказывались идеи о путях дальнейшего развития искусства. В чём-то их бравада была чисто внешней, т.к. Хлебников объяснял фразу о Пушкине так: «Будетлянин – это Пушкин в освещении мировой войны, в плаще нового столетия, учащий праву столетия смеяться над Пушкиным XIX века».
Но публикация «Пощечины» была воспринята общественностью в основном отрицательно, как факт безнравственности и дурного вкуса.

М. Ларионов «Портрет В. Хлебникова»
В. Хлебников активно занимался революционными преобразованиями в области русского языка. Он писал: «Найти, не разрывая круга корней, волшебный камень превращенья всех славянских слов одно в другое, свободно плавить славянские слова – вот мое первое отношение к слову. Это самовитое слово вне быта и жизненных польз. Увидя, что корни лишь призраки, за которыми стоят струны азбуки, найти единство вообще мировых языков, построенное из единиц азбуки, – моё второе отношение к слову».
Хлебников стремился расширить границы языка и его возможности, работал над созданием новых слов. Согласно его теории, слово лишается смыслового значения, приобретая субъективную окраску: «Гласные мы понимаем, как время и пространство (характер устремления), согласные – краска, звук, запах». Одни поэты производили новые слова из старых корней (Хлебников, Каменский, Гнедов), другие раскалывали их рифмой (Маяковский), третьи с помощью стихотворного ритма придавали словам неправильные ударения (Крученых). Все это вело к депоэтизации языка.
За синтаксическими смещениями начали возникать смещения смысловые. Это проявлялось в нарочитой нестыковке фраз, в замене необходимого по смыслу слова противоположным ему по значению.

В. Хлебников «Кузнечик»

Крылышкуя золотописьмом
Тончайших жил,
Кузнечик в кузов пуза уложил
Прибрежных много трав и вер.
«Пинь, пинь, пинь!» - тарарахнул зинзивер.
О, лебедиво!
О, озари!

Футуристы применяли фигурное построение стиха, где активно использовалась приемы рифмовки не конечных, а начальных слов, а также внутренние рифмы или способ расположения строк «лесенкой». Иногда это конструирование слов доходило до абсурда. Особое значение они придавали словотворчеству, «самовитому слову». В программной статье «Слово как таковое» были приведены заумные строки:
Дыр бул щыл убешшур
скум вы со бу
р л эз

Их автор, А. Кручёных, утверждал, что «в этом пятистишии более русского национального, чем во всей поэзии Пушкина». Появился всплеск словотворчества, что привело к созданию теории «заумного языка» – зауми.
Заумь явилась одним из основных творческих принципов русского кубофутуризма. В «Декларации заумного языка» В. Хлебников, Г. Петников и А. Крученых так определяли сущность зауми: «Мысль и речь не успевают за переживанием вдохновенного, поэтому художник волен выражаться не только общим языком... но и личным... и языком, не имеющим определенного значения (не застывшим), заумным. Общий язык связывает, свободный - позволяет выразиться полнее. Заумь пробуждает и дает свободу творческой фантазии, не оскорбляя ее ничем конкретным».
Футуристы создали целый ряд неологизмов, которые всё-таки не вошли в живой разговорный язык. Хлебников от основы глагола «любить» создал 400 новых слов, но ни одно из них не вошло в поэтический обиход.
А вот его стихотворение «Заклятие смехом» :

О, рассмейтесь, смехачи!
О, засмейтесь, смехачи!
Что смеются смехами, что смеянствуют смеяльно,
О, засмейтесь усмеяльно!
О, рассмешищ надсмеяльных - смех усмейных смехачей!
О, иссмейся рассмеяльно, смех надсмейных смеячей!
Смейево, смейево,
Усмей, осмей, смешики, смешики,
Смеюнчики, смеюнчики.
О, рассмейтесь, смехачи!
О, засмейтесь, смехачи!

В 1914 г. началась Первая мировая война, и группа «Гилея» прекратила своё существование как единая группа. Ее члены пошли каждый своим путем. Многие футуристы покинули Москву и Петроград, скрываясь от призыва, либо, напротив, попав на фронт. Интерес к футуризму стал падать. Но сейчас уже можно сказать с уверенностью, что это искусство испытание временем выдержало.

Это интересно: